Двор Чудес

Наконец я добралась до последней занятой ниши, поднесла к ней огниво. На дубовом гробу блестела небольшая бронзовая табличка:

Сестра Амаранта

274–297

Расчет был произведен молниеносно: монахиня упокоилась в двадцать три года! Именно столько было старшей Плюминьи, когда она трансмутировала!

Я глубоко вздохнула. Пришло время эксгумировать прошлое… в буквальном смысле – тело Ифигении Плюминьи.

Я затушила пламя, ухватилась за металлические ручки по бокам гроба и потянула их изо всех сил. Дьявол! Сестра Эленаис, если она лежала в этом ящике, то весила столько же, сколько мертвый осел! Не в силах удержать гроб, наполовину вываливавшийся из ниши, я отпрыгнула в сторону, чтобы он не раздавил мне ноги при падении. Доски разлетелись с оглушительным треском. Эхо от удара разнеслось под сводами далеко за пределы склепа.

Я лихорадочно вытащила огниво, чтобы увидеть катастрофу: в дрожащем ореоле огонька вырисовывались обломки дерева вперемешку с рваными холщовыми мешками, из которых высыпался белый порошок. Похоже на… соль. Ни тела, ни даже самой маленькой косточки. В гроб сестры Амаранты загрузили балласт, дабы создать видимость, что внутри что-то есть!

– Так-так, что за шум? – раздался голос позади меня.

Я растерянно обернулась: ко мне приближалось неровное облако света.

– Доступ в крипту больным запрещен! Но… что здесь произошло?

Из тени появилось рассерженное лицо сестры Вермильоны.

– Святотатство! – заохала она. – Горе тому, кто осквернит вечный сон сестер милосердия!

Она подняла фонарь над разбитым гробом и осеклась. От шока увиденного женщина округлила морщинистые губы. Ясно как день: она изумлена не меньше, чем я.

– Порази меня Тьма!

– Это я, Диана де Гастефриш, оруженосец Короля, – прошептала я, снимая капюшон, чтобы монахиня меня узнала.

– Что вы здесь делаете?

– Пытаюсь выяснить правду о сестре Амаранте. Как видите, ее нет в могиле.

– Но… но… – пролепетала женщина. – Я сама видела, как июльской ночью два года назад она пришла в хоспис, еле волоча ноги после нападения упырей у Барьер дю Трон… После укрылась в апартаментах преподобной, и та лично присматривала за ней в последние часы, вплоть до самой смерти.

– Вы хотите сказать, вплоть до той ночи, когда ее приняли за мертвую? – уточнила я. – Кто положил ее в гроб?

– Я вместе с сестрой «Последнего Пути». Когда монахиня умирает, по обычаю ее тело выставляют в одной из комнат крипты на целую ночь, чтобы сестры могли оплакать покойную.

Сестра Вермильона нахмурила брови, пытаясь вспомнить.

– Обычно оплакивают открытый гроб. Однако в ту ночь преподобная попросила меня закрыть его крышкой сразу после того, как туда опустили тело. Из страха, чтобы царапина, зараженная ядом особо злобного упыря, не отравила воздух миазмами.

Я взяла сестру Вермильону за руку и заглянула ей в глаза, умоляя вспомнить как можно больше.

– Вы видели эту царапину собственными глазами?

– Я… э-э… нет. Преподобная приказала не омывать тело, по ее словам, заразное. Я положила сестру Амаранту в гроб в окровавленной рясе, с пятном на груди, куда ее ранил упырь.

В душном склепе не хватало воздуха.

– Итак, подведем итог: мать Инкарната – единственный свидетель предполагаемой кончины сестры Амаранты. Именно она настояла на том, чтобы гроб накрыли крышкой как можно скорее.

– Да, – ворчливо повторила сестра Вермильона, – чтобы не отравлять воздух…

– …или чтобы никто не заметил, что мертвая женщина на самом деле не была таковой! Ибо я знаю из достоверных источников, что сестра Амаранта не была жертвой нападения упырей: ее незаконно трансмутировали!

Фонарь задрожал в руках старой монахини, заставляя наши тени плясать на стенах склепа.

– Это… это невозможно… – неуверенно пробормотала она. – Любая незаконная трансмутация – кощунство. Сестра Факультета никогда бы не осмелилась на такое!

– Осмелилась, как видите. И сделала все, чтобы скрыть сей факт. Сестра Вермильона, вы хотите узнать, почему?

Женщина кивнула, сверкая глазами в полумраке. Она взяла мою руку в свои истощенные пальцы и тепло пожала ее.

– С первой встречи я почувствовала, что вы отличаетесь от других оруженосцев. Вы ближе к народу и более добры. Когда я рассказывала о последних часах умирающих, то заметила, как ваши глаза заблестели от слез.

Язык мой горел от желания поведать ей, кем я была на самом деле. Общество этой старой женщины, преисполненной мудрости и доброты, было приятно. Мне кажется, что мама была бы похожа на нее спустя годы, если бы драгуны Короля не оборвали ее жизнь.

* * *

Сестра Вермильона трижды постучала в тяжелую, обитую железом дверь кабинета преподобной. Назвала себя, во всю мощь легких выкрикнув имя, чтобы оно проникло сквозь толстую панель.

Послышались металлические щелчки. Один за другим изнутри провернулись три огромных замка, и дверь со скрипом открылась.

– Что означает сие вторжение? – возмутилась сестра Инкарната, когда мы с сестрой Вермильоной вошли в комнату.