Читаем Двор на Поварской полностью

– Мам, у меня живот болит, – вдруг пожаловалась Алла.

– Лепешек, наверное, переела. Или шейки. Чайку выпей горячего, и все пройдет, – посоветовала Лидка. – Так вот, про Бессонова. Он же в бюро по развитию и в курсе всего, что касается центральных новостроек. Домов таких громадных будет восемь, в честь 800-летия Москвы, по дому на сто лет. Вот идея странная, а? И уже будто бы камни заложили, восемь штук в разных местах Москвы. Одно здание у нас тут и еще где-то в центре, он не уточнял. Но видно будет отовсюду!

– Мам, сильно болит, – Аллуся уже держалась за живот, – чего делать-то?

– Пойдем, я тебе бесалола дам и тепло завяжу, полежишь немного на животе, и должно пройти, – пообещала Лидка. – Как болит? Ноет? Режет?

– То ноет, то режет, – неопределенно ответила Алла. – Посиди со мной.

– Чего это ты у меня вся расклеилась? – забеспокоилась Лидка. – Давай я тебя тепленьким замотаю.

Лидка туго затянула дочери живот длинной шерстяной шалью и уложила ее на топчан, сев рядом.

– Скоро таблетка подействует, и все пройдет. Полежи, пригрейся.

– Нет, болит, еще больше болит! Не могу терпеть!

«Наверное, мама все-таки меня любит, – думала Алла. – Вот бы так всегда около меня сидела…»

– Больно, больно… – вслух ныла она.

– Давай тогда врача вызывать, если сильно болит. Мам, посиди с Аллусей, я позвоню в «Скорую»! – Лидка заторопилась в коридор, оставив около дочки встревоженную бабу Полю.

Поля участливо глядела на внучку, гладила ее по голове и приговаривала:

– Первым разком, светлым часком, прошу Господа, помоги, Господи, пособи. Живот лечу, Бога прошу. Золотничку, Божий помощничку, сядь на местечку, на золотом креслечку. Тебе мать рожала, золотой ниткой подвязала, ты от этой ниточки не отрывайся, в Аллусином животе на месте оставайся.

– Бабуль, чего это ты вдруг такая набожная стала? Никогда не слышала, чтоб ты молитвы читала, – удивилась Алла.

– С чего ты взяла, что это молитва? Это заговор, мать моя. С мое поживешь, еще не тому научишься, я тебе расскажу: на всякий жизненный случай свой заговор и своя молитва есть. Надо только к месту применять, не лишь бы, тогда и работать будет.

В комнату вернулась Лидка.

– Звонок приняли, обещали скоро приехать. От Филатовской тут рукой подать, вот-вот будут, – пообещала Лидка и тоже села на топчан рядом с мамой и дочерью.

– А я побегу встречать у ворот, – сказала Ида.

«Вот бы так всегда, а то вообще никто внимания не обращает! А тут смотри-ка, любят, оказывается!» – думала Алла, не забывая хмуриться и постанывать.

Скоро во двор под вой сирены въехала карета «Скорой помощи». Соседи повылезали из подполов, налетели полчища старух, но не столько из любопытства, сколько из беспокойства: кому вдруг понадобился врач? Два дяденьки в белых халатах и с чемоданчиками, носилками и серьезным видом спустились вниз.


Вид из усадьбы Олсуфьевых, нынешнего ЦДЛ, на высотку на Кудринской (бывшей пл. Восстания)


– Ну-с, кто у нас тут больной? – один из них остался в дверях, а другой сразу внимательно посмотрел на лежащую Аллу.

– Вот, живот у дочки разболелся, – сказала Лидка.

– Сейчас посмотрим. Проводите меня руки помыть, – попросил похожий на птицу врач. Лидка повела его по темному коридору в ванную.

– Как у вас тут опасно, грибок везде, – сказал он, оглядевшись. Стены были влажные и в каплях, к низу, почти у пола, капли и влага превращались в зеленоватую дрожащую слизь, напитавшись за свой долгий жизненный путь с потолка до пола всякими грибами, бактериями и прочей заразой.

– Живем вместе, сосуществуем. Не поверите: каждый день протираю, раз в неделю мою хлоркой. Ничем не вывести – подземная жизнь. Приходится договариваться, – усмехнулась Лидка. – Представляю, как разрослось бы, если б не трогала. После ремонта эта зараза снова через месяц появилась.

Доктор покачал головой и пошел в комнату.

Пощупал живот, заставил Аллу встать и попрыгать, снова пощупал и покачал головой.

– Ну-с, придется поехать с нами в больницу, – сказал он. – Подозрение на аппендицит.

«Какой аппендицит? Я ж притворяюсь! У меня ж ничего не болит!» – чуть не закричала Алла, но вовремя осеклась. Этого вранья ей бы никто и никогда не простил.

У Поли на глазах моментально появились слезы, Лидка, мгновенно посерев лицом, стала собирать Аллусю в дорогу. Ида по привычке закрыла рот руками. Алла выглядела несчастной и перепуганной, не представляя, что ее план может зайти так далеко. Она заплакала.

– Ничего, сейчас отвезем тебя, там еще врачи тебя посмотрят, и все будет хорошо, – пообещал медбрат.

Вынести Аллу из подвала на носилках не представляло никакой возможности, поэтому сначала боком вытащили носилки, затем Лидка вывела не на шутку напуганную дочь во двор. Там уже стояла Миля. Насупленная и решительная, руки в боки, она перегородила двери кареты «Скорой помощи», решив для начала узнать все из первых рук, прежде чем ребенка отпускать с незнакомыми мужиками, пусть даже и врачами Филатовской.

– А без больницы никак не обойдемся? – спросила она у доктора, похожего на птицу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука