Двор Тьмы

– Так я его называю. Потому что никто до меня не удосужился дать ему имя. Я нашел его однажды ночью три года назад во дворе Больших Конюшен. Промокшего и испуганного. Собаки хотели растерзать беднягу. Он издавал жалкие, невнятные мычания ртом, лишенным языка. Видимо, сбежал из подпольной лаборатории, где родился. Нелегкая принесла его к главным воротам Версаля. С тех пор я прячу Орфео в подвалах школы.

– Вы назвали его в честь Орфея, – пробормотала я, вспомнив «Метаморфозы» Овидия. – В честь величайшего поэта античности. Орфео немой, но он умеет извлекать волшебные, тревожащие душу звуки из своей губной гармошки.

После моих воплей наступившая тишина оглушала. Я вспомнила пронзительную мелодию отшельника, однажды ночью проплывшую над крышами «Гранд Экюри». Вспомнила холодное прикосновение его груди к моей коже, когда он нес меня на руках. То был холод смерти… и Тьмы.

– Что это за существо – Орфео? Упырь?

– Тьма породила упырей. В то время как люди формировали Тьму, чтобы родить Орфео. Ты, кажется, знакома с античной мифологией. Скажи мне, как закончил свою жизнь древний Орфей?

– Э… был разорван на куски вакханками. Безумными последовательницами бога Вакха, позавидовавшими его музыке…

Главный Конюший кивнул:

– Орфео именно такой и есть: чудовище, заново собранное из фрагментов трупов, сшитых вместе вопреки самым священным законам природы. Не знаю, откуда брали разрозненные куски плоти, из которых он состоит. И почему создатели не сочли нужным наделить его языком? На его лице есть татуировка в виде слезы в уголке глаза. Это отличительный знак неаполитанских бандитов, кишащих в преступном мире Парижа. Вот почему я дал ему итальянское имя.

– Этот чудовищный гибрид – дело рук врачей Факультета?

– Нет. Если бы инквизиторы Факультета узнали о существовании моего протеже, они бы немедленно отправили его на кол. Алхимики Фронды создали тварь, которой является Орфео.

Услышав слово «Фронда» в устах Главного Конюшего, у меня перехватило дыхание.

– Полагала, что фрондеры – бунтари.

Я подумала о секретной алхимической лаборатории родителей. Какую запрещенную деятельность они вели еще, помимо создания самодельных бомб? Осмелились манипулировать Тьмой, чтобы создавать тварей? Нет! Не могу в это поверить!

– Фронда – это туманная гидра со множеством голов, – задумчиво произнес Монфокон. – Мешанина из людей и разношерстных групп: крестьяне и горожане, босяки и буржуа, простолюдины и вельможи. Их кажущаяся сплоченность – лишь иллюзия. Праведные фрондеры хотят уничтожить Магну Вампирию, искренне веря в основы лучшего мира. Порочные действуют только из желания захватить власть и вечную жизнь. Последние бесстыдно манипулируют Тьмой, пытаясь раскрыть секрет вампирической природы и сделать его своим… Но до сегодняшнего дня в своих нечестивых попытках воссоздать подлинного вампира они преуспели лишь в неудачных черновиках вроде Орфео.

Слова Монфокона поразили. Праведные фрондеры? Искренняя вера в основы лучшего мира?

Кто сейчас сидит передо мной? Неужели директор «Гранд Экюри»? Не могу в это поверить. Его я боялась больше всех. Он – воплощение королевской власти, а произносит речь, которая может привести его прямо на виселицу!

Мужчина моргнул несколько раз, похоже, внезапно вспомнив о причине моего присутствия:

– Скажи мне лучше: кто ты на самом деле и почему прикрываешься мелким провинциальным дворянством?

– Если у меня есть прикрытие, то что насчет вашего? – воскликнула я, трепеща от надежды. – Главный Конюший Франции – на той же стороне, что и я: на стороне справедливости?

Монфокон резко встал. Искаженное от бешенства лицо осветилось неровными бликами покачивающегося фонаря.

– Справедливость – самое опасное слово в мире! Каждый трактует ее так, как ему заблагорассудится! Массовые убийства, совершенные ради нее! Реки крови, пролитые предками, чтобы утолить ее жажду! Мы, Монфоконы, проклятые палачи Нетленного, веками вешали, обезглавливали, четвертовали, разрывали на куски народ Франции. По ночам, в тишине, мне кажется, что души всех этих жертв приходят ко мне, требуя заплатить по счетам!

Его громадная фигура мелко дрожала, будто внезапно согнулась под тяжестью казней, совершенных его родом. Душевные муки этого человека – глубинная причина желтой желчи, сочившейся из каждой поры его кожи. Чувство вины. Смею надеяться, что у этого чувства есть и светлая сторона: возможность искупления.

– Вы ненавидите суверена. Вам отвратительно то, что совершали ваши предки в угоду ему. Возможно, вы сами никогда не использовали все эти орудия пыток, несмотря на устрашающие речи.

Директор помрачнел.

– О, напротив. Я использовал их… – глухо прорычал он. – В моих жилах течет кровь Монфоконов. Я несу в себе проклятие семьи: неудержимую потребность ломать тела, сворачивать шеи!

Душевная боль исказила лицо мужчины в гримасе, где ненависть к собственному происхождению соперничала с диким наслаждением от причиненных зверств.