Дворец для рабов

Тим громко выругался, помянув волкодлаков, а заодно и столицу с ее поехавшими мозгами жителями. Удивительно, но помогло: существо перестало скрестись, издавать звуки и даже глаза прикрыло или отвернулось. Минута ползла за минутой. Оранжевые зенки снова зажглись на третьей (Тим считал по ударам собственного сердца), зверь из темноты продолжал сверлить его взглядом, но не приближался.

«Детеныши? Ждут, когда придет мамаша и прикончит слишком крупную добычу?» – в пользу полуразумности существа говорило не только наличие костра и сложенные трофеи. У противоположной стены валялось нечто, напоминающее старый, порванный матрас. В углу обнаружилась стопка толстых томов в черных переплетах, а на метровой высоте от пола на ржавом гвозде висел крест выдающихся размеров, сколоченный из пары темных, наполовину сгнивших досок. Тим видел крестики на шеях у некоторых поселян – в прошлом религиозный символ, а сейчас, скорее, дань ушедшей традиции или оберег для привлечения удачи. Помнится, старушка Аполлинария Матвеевна, которую все звали просто баба Поля, хотела и Тиму навесить подобный, но Колодезов запретил, произнеся: «Вырастет, сам решит, а заочно в свою веру мальчонку обратить не позволю». Очень часто впоследствии Тим хотел поблагодарить его за эти слова, но так и не удосужился.

Дядька отказывался верить во всякую мистическую чушь, но считал, что нельзя заигрывать даже с вымышленной ерундой, поскольку за все и всегда рано или поздно придется расплачиваться. Тим с ним был полностью солидарен в этом. Он вообще не понимал, почему люди так стремятся просить защиты и спасения у кого-то невидимого. Твоя жизнь – тебе и вертеться, а если уж и уповать на помощь, то точно не в том, чтобы потяжелее набить живот или охмурить приглянувшуюся девчонку.

Только спустя несколько минут парень понял, почему знак ушедшей религии никак не отпускает внимания. Сколачивая его, неизвестный ошибся, поместив нижнюю перекладину не столь высоко, как следовало: крест вышел перевернутым. Это могло как свидетельствовать о чем-то важном, так и не означать ничего: ну, ошибся монстр – с кем не бывает? Однако Тим все никак не мог отвести взгляд от темных досок. Смотрел-смотрел… да и снова заснул, позабыв о наблюдающем за ним из темноты зверем – раз не сожрал раньше, значит, и теперь не сможет.

Очередной сон ему не понравился. Тим находился на краю ямы, в которой копошились бледные голые тела – и не понять, люди или черви. Вонь здесь была всеобъемлющей, щелкали кнуты, а воздух гудел то ли от стона, то ли от своеобразной молитвы.

«По полю черному Антихрист идет, бесову секиру в руке несет, секирою тои он бож люд повергает, души его отцу своему отправляет, кто ему дорогу преграждает, никого не щадит, смертно гнобит, а кто ему путь расчищает, того щедро одаряет. Имя ему Ирод Бес, да не простои он повес, а сын Сатанини да мати Иродианин. Нима!» – вплыло в уши настолько отчетливо, что Тим дернулся и проснулся.

Появление хозяина пещеры он едва не пропустил. Тот шаркал ногами, кряхтел и бубнил себе под нос одно и то же. Одетый в серую робу, подпоясанный порванными штанами, он оказался человеком, и подобное пугало значительно сильнее, чем если бы он являлся зверем или мутантом. С другой стороны, с ним можно было попытаться договориться. Наверное.

Тим пока не выдавал себя, исподволь наблюдая за сумасшедшим. Человеческой речью он владел, но насколько хорошо? В том, что выжил он за счет каннибализма, сомнений не возникало, однако оставался первостепенный вопрос: убивал ли он сам или питался трупами?

Хозяин подошел к выставленному у стены оружию, взял в руки топор, пальцем проверил заточку и осклабился, протянув:

– Ы-ыы… – видимо, остался доволен.

– У-уу… – подойдя к костру и протягивая к нему руки, вновь принялся четко и выразительно читать молитву своему божеству.

Пауза затягивалась. Тим уже собирался окликнуть его, когда сумасшедший замер на пару секунд, а затем выпрямился, оперся о стену одной рукой, вторую упер в бок и, прямо глядя на перевернутый крест, заговорил:

– Да знаю я. Знаю. Тебе – сердце и череп, мне – все остальное. Сердце должно биться.

«Значит, не трупоед», – Тим пока не определил, как к этому относиться, но предельно ясно понял, что стоит повременить с окликом. Есть ли вообще смысл заговаривать зубы убийце и каннибалу? Вряд ли он видит в жертве нечто большее, нежели еду. Можно попытаться использовать фактор внезапности, жаль, он не сумел освободить хотя бы ноги, но если ударить, когда сумасшедший склонится над ним…

– Да знаю я. Знаю. В спину метит, твареныш человечий, месть задумал…

Пленник стиснул зубы, в запястья впилась проволока, ткань чуть поддалась, когда он напряг мышцы и попробовал шевельнуть ногами.

– Бойся меня! – взвыл каннибал, разворачиваясь и прожигая Тима мутным взглядом из одной уцелевшей глазницы. Второй глаз не просто вытек, на его месте блестел блеклый розоватый камень с черным знаком перевернутого креста. – Человечишка! Вой от страха! Пади ниц, ибо ты падаль и моя еда!

– Вот уж чего не хватало, – буркнул Тим.