Дворец для рабов

Перед глазами перестали скакать световые зайчики, и Тим наконец разглядел то, что искал: технический тоннель, оканчивающийся лестницей, ведущей наверх. Туда ему и надо! О том, чтобы вернуться, затеряться среди пассажиров первой дрезины, возможно, разжиться оружием, не могло быть и речи. Во-первых, людей было немного, и скорее всего, они друг друга хорошо знали (в поселке, по крайней мере, дела обстояли именно так, вряд ли здесь иначе). Во-вторых, никаких документов ему не выдали. Скорее всего, его посчитают беженцем с Красной Линии и расстреляют, не разбираясь, или выдадут «обратно». Может, Немчинов, повествуя о коммунистическом режиме метрополитена, и сгущал краски, но Тима совершенно не тянуло проверять, как обстояли дела на самом деле. Ганзейцы защищали тот образ жизни, который для себя избрали, а красные пытались не пустить на цивилизованные станции своих ошалевших от голода и беспросветной жизни людей. Искать у таких поддержки Тим точно не собирался.

– Как вы еще не истребили друг друга? – шипел он сквозь зубы, протискиваясь в какой-то совсем уж узкий лаз, возможно, даже не человеком сделанный. Но сейчас ему было наплевать: главное – отдалиться от «Комсомольской», а там уже он спокойно подумает обо всем. Ну… как-нибудь подумает.

Положение, конечно, было аховое: неясно, где он находился, непонятно было, как выйти хотя бы к той же «Маяковской», даже наверх не выбраться – разве лишь для осуществления самоубийства путем получения в одночасье дозы радиации, несовместимой с жизнью.

– Кстати, а куда ведет эта лестница? – спросил он у самого себя, нащупав рукой холодные перила. – Уж не в город ли наверху?

– Ко мне! Ко мне, милый… – внезапно прозвучало у самого уха, в лицо пахнуло гнилостным, сладковатым смрадом. Тим дернулся, но не успел ничего предпринять: перед глазами полыхнуло, а затем его швырнуло во мрак.

Глава 12

Небо – серое, завешенное тучами, в которых путался белый солнечный диск – занимало половину, если не больше, представшего перед Тимом пространства. Справа и слева стояли голые чахлые деревца и кусты. Горизонт закрывали бледно-оранжевые коробки кирпичных строений, а посреди площади стрелой уходил вверх круглый столб с крылатой человеческой фигурой на вершине.

Стояла ранняя весна, на газонах лежал неопрятный талый снег. Мимо, едва не сбив с ног, промчался мальчуган в желтом комбинезоне на сиреневом самокате. Шедшая за ним женщина в зеленом пуховике коротко извинилась за сына и поцокала каблуками дальше.

Тим огляделся. Он вовсе не был одинок. Везде ходили люди, по дороге вдалеке мчались автомобили. При этом он ведь помнил, что жизнь на поверхности невозможна. По крайней мере сейчас. Конечно, со временем радиационный фон понизится. Колодезов упоминал про Чернобыль, пострадавший от взрыва на атомной электростанции и мощнейшего выброса.

«Там вполне можно было находиться без костюмов химзащиты, главное, загрязненную воду не пить и всякие плоды-грибы не есть», – говорил он.

Конечно, выброс – одно, а бомбардировка – другое, но за столько лет люди смирились с неизбежным. Радиация пугала, но не настолько, чтобы трястись от страха, не подниматься на поверхность и не приносить оттуда вещи, способные сделать жизнь проще.

Тим заозирался. Мальчуган, заложивший очередной круг возле памятного знака, помахал ему рукой, словно старому знакомому.

– В каком городе я нахожусь? – почему-то он был уверен, что не в Москве. В столице Тим не ходил по поверхности, а здесь все казалось смутно знакомым. Дома так и вовсе рождали ощущение ностальгии и застарелой сладкой боли. Почему?..

Додумать он не успел.

– Эк тебя угораздило, – усмехнулся седой длинноволосый старик с молодыми черными глазами, блестящими из-под кустистых бровей. – Пить меньше надо.

– Это точно, – согласился Тим, внимательно рассматривая его. Одет старик был иначе, чем окружающие, слишком легко для такой погоды: в кожаный длинный плащ и высокие щегольские сапоги. Из распахнутого ворота выглядывала черная шелковая сорочка. В руках он держал извилистую сучковатую палку.

Более всего при взгляде на него хотелось потрясти головой – авось пропадет, – но Тим, разумеется, сдержался.

– Ты в… – слово кануло в резком порыве ветра, налетевшего на них сбоку, засвистевшего в ушах, развеявшего лохмы старика, достигающие едва ли не пояса. Странно, что при наличии подобной «гривы» тот не носил ни бороды, ни усов.

– А?..

– Глухая тетеря, – фыркнул старик и ударил по асфальту, только уже не палкой, а изящной черной тростью.

Тим вздрогнул. Расправляющая крылья птица, служившая набалдашником, сверкнула синим камнем в глазнице, а под задравшимся рукавом мелькнула часть татуировки. Он не разглядел точно, но не сомневался, что увидит змею, впившуюся зубами в собственный хвост.

– Ты заблудился в сновидениях, – произнес старик совершенно иным, сильным, звучным, глубоким и молодым голосом.