Читаем Дворцовая и Сенатская площади, Адмиралтейство, Сенат, Синод. Прогулки по Петербургу полностью

В 1816 г. начали штукатурку фасадов. Одновременно развернулись работы по изготовлению скульптурных украшений здания. Тогда же решился вопрос с окружающим Адмиралтейство каналом-рвом. По проекту Захарова он должен был быть облицован гранитом, а центральным воротам и двум парадным входам предусматривалось перебросить три моста. Вдоль канала Адмиралтейство думали оградить чугунной решеткой на каменном фундаменте и устроить тротуар для пешеходов. Стоимость этих работ могла составить более 3 млн руб. В конечном итоге каналы решили попросту засыпать, что обходилось в два раза дешевле.

К концу 1818 г. ров со стороны Зимнего дворца и вдоль главного фасада Адмиралтейства засыпали, одновременно засыпали и внутренние каналы. Также срыли окружавшие Адмиралтейство валы и бастионы. На их месте вдоль главного и восточного фасадов по проекту Л. Руски был устроен бульвар в три аллеи. Он являлся в те времена излюбленным местом прогулок горожан.

На повороте, со стороны Дворцовой площади, в 1833 г. установили мраморные скульптуры Геркулеса и Флоры. Эти скульптуры, созданные в конце XVIII в., стоят на том же самом месте, где их тогда поставили, и по сей день.

После устройства бульвара три площади — Дворцовая, Адмиралтейская и Сенатская — фактически слились в одну огромную площадь. Тогдашние острословы прозвали ее «Адмиралтейской степью».

Надо сказать, что это было довольно пустынное место, на котором по ночам озоровали лихие людишки. Нередки здесь случались грабежи, а иной раз и убийства.

Долгое время предполагали, что именно на Адмиралтейской площади была отнята грабителями шинель у героя гоголевской повести А. А. Башмачкина. Но судя по описанной топографии, Башмачкин, видимо, возвращался домой по Садовой улице и вышел на Покровскую площадь (ныне — площадь Тургенева). А в те времена для припозднившихся прохожих это действительно было опасное место.

В 1819 г. в основном закончили внешнюю отделку здания Адмиралтейства. Фактически это последний год работ, выполнявшихся согласно планам Захарова. Далее велись уже отделка и перепланировка внутренних помещений, выполнявшиеся О. Монферраном, И. М. Гомзиным и другими архитекторами. Переделке подверглась и часть уже готовых помещений.

Так, например, еще при Захарове были отделаны многие помещения восточного крыла. Но в 1822–1823 гг., по распоряжению морского министра адмирала Ж. Б. де Траверсе, архитектор И. М. Гомзин выполнил перепланировку части помещений под размещение коллекций Морского музея. А в 1823 г. художник В. Вдовичев заново выполнил роспись в виде воинских атрибутов многих комнат и залов. Отделка помещений западной половины Адмиралтейства (к западу от центральной башни) началась только в 1825 г.

Упомянутый маркиз де Траверсе был эмигрантом, бежавшим в Россию во времена Французской революции. Возглавив в 1811–1828 гг. в качестве морского министра русский флот, он ограничил район учений Балтийской эскадры островом Котлин (Кронштадтом), запретив ему выходить в открытое море. Эта небольшая часть Финского залива получила у моряков ироническое название «Маркизова лужа». Впрочем, учения, регулярно проводившиеся в заливе по инициативе маркиза, оказались весьма полезными для российского флота. Хорошая выучка экипажей показала себя в знаменитом Наваринском сражении, окончившемся победой русских и разгромом турецкой эскадры.


Маркиз Ж. Б. де Траверсе


Справедливости ради надо также сказать, что данное ограничение во многом было продиктовано нехваткой выделяемых флоту денег. При Екатерине II, как известно, огромные суммы попросту разворовывались, на что императрица отвечала: «Меня обкрадывают, это хороший знак, значит, есть что красть». При Павле I флот начал возрождаться, но его правление было недолгим. Сменивший его на престоле Александр I откровенно признавал, что разбирается в морских делах, как слепой в красках. Заниматься проблемами флота он назначил графа М. С. Воронцова, который искренне считал, что Россия — держава сухопутная, и флот ей не нужен.

Несмотря на это, при Траверсе значительно улучшилось маячное обслуживание судовождения, осуществлялись полярные экспедиции, проводились многочисленные картографические исследования. Именно Траверсе организовал целый ряд кругосветных плаваний— О. Е. Коцебу (на «Рюрике» в 1815–1818 гг. и на шлюпе «Пересвет» в 1825–1826 гг.), В. М. Головнина (на «Камчатке» в 1817–1819 гг.), Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева (на шлюпах «Восток» и «Мирный» в 1819–1821 гг.), Ф. П. Литке (на бриге «Новая Земля» в 1821–1824 гг. и шлюпе «Сенявин» в 1826–1829 гг.). Начиная с 1817 г. по инициативе маркиза со стапелей начали сходить суда новой постройки, а в 1816 г. начато строительство новейшей канонерки с паровым двигателем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура