Двух дорог пересеченье (СИ)

— Так точно, — довольно кивнула Натали. — Пришлось немного поспорить с ним, поубеждать — впрочем, я не боюсь брата. И уверена, что он непременно уступил бы.

Наклонившись к Владимиру, она поправила подушки и как бы невзначай коснулась его плеча:

— Как ваша рана? Сильно болит?

— Болит, но уже не так сильно, ведь вы здесь.

— Думаю, выпить лекарство вам всё равно не помешает. Помимо этого, всё утро вас промучили допросом — и ни крошки во рту, — приговаривала она, поправляя вслед за подушками покрывало, на котором лежал Владимир. До чего же приятно было слышать его слова! — Я принесу обед, а вы всё скушаете. После дам вам лекарство и оставлю, чтобы вы могли подремать. Вам нужно больше отдыхать дабы поскорее встать на ноги.

— Согласен со всем, кроме последнего. Обещаюсь уснуть только при одном условии: что вы побудете со мной. Полагаю, у меня, как у любого больного, могут быть маленькие капризы? — медленно проговорил он, и Натали заметила, что Корф явно смущён, озвучивая свою просьбу.

Боясь спугнуть внезапное ощущение счастья, от которого у неё перехватило дыхание, она вышла из комнаты и отправилась на кухню просить Варю об обеде. Идя по коридору, Наташа поймала себя на том, что едва не подпрыгивает, словно дитя, получившее долгожданный подарок на Рождество или именины.

***

С тех пор как Натали Репнина обосновалась на некоторое время в поместье Корфа, в доме как-то сам собой стал заводиться определённый порядок, которому следовали все обитатели. Утром, до завтрака, она осматривала рану Владимира и, ликуя в очередной раз, насколько всё замечательно, меняла повязку на чистую. Потом был завтрак, после которого в спальню приносили Ванечку, и они проводили время втроём: либо Наташа рассказывала мальчику сказки, либо разучивала с ним новые слова или тренировала счёту и письму (хотя, надо признаться, ребёнок и так был образован не по годам), либо они играли в какую-нибудь игру. Владимир во время обучения сына тихонько наблюдал за Репниной и ребёнком со стороны, лишь изредка вставляя свои реплики. Зато с удовольствием включался в их игры, особенно если дело касалось любимых Ваней солдатиков. Тут уж пасовала Натали, а Корф получал прекрасную возможность лишний раз доказать, что когда-то был отнюдь не бестолковым военным.

С приходом обеденного часа Ванечку относили наверх, где он кушал с няней и ложился на дневной сон. Наташа же, пообедав с Владимиром, оставляла последнего отдыхать, а сама шла на кухню к Варваре, чтобы обсудить хозяйственные дела и справиться насчёт меню на ближайшие дни. Если то было необходимо, они с Варей составляли список, чего купить в городе, и на следующий день отправляли с ним Григория. После этого Натали вновь являлась в комнаты выздоравливающего, неся в руках поднос с чаем, и нередко заставала Владимира в компании Миши, сдержавшего своё обещание и навещавшего поместье практически ежедневно. Памятуя слова брата о том, что женщины не должны влезать в мужские дела, Репнина старалась поскорее оставить друзей вдвоём, всякий раз находя для этого повод. Или же тихонько садилась в самый дальний угол комнаты с книгой либо шитьём, подавая голос лишь тогда, когда к ней обращались. Она явно присмирела в своём рвении всюду находиться на первых ролях. Столь строгий и суровый урок Михаила, вызвавший поначалу в Наташе лишь протест и возмущение, всё же медленно, но верно приносил свои плоды. Впрочем, столь сильную и волевую натуру было бы сложно полностью перекроить на свой лад даже самому опытному мастеру.

Если в поместье не наезжал князь Репнин, то его непременно посещал доктор Штерн, неизменно хваливший и своего пациента, и Наташу, взявшую на себя роль сиделки. Визиты доктора вскоре превратились в простую формальность: Владимир быстро шёл на поправку, что не могло не радовать всех окружавших его людей.

С наступлением вечера — ужинали. После чего Наташа и Владимир, оба не привыкшие рано ложиться, занимали друг друга всевозможными разговорами. Говорили обо всём, о чём вздумается. По крайней мере, именно так ей сказал Корф в самом начале их вечерних rendez-vous: «Говорите со мной о том, о чём бы вам, Наталья Александровна, хотелось. Старайтесь не скрывать своих истинных мыслей, отбросьте всякое стеснение. Представьте, что мы с вами дружим сто лет. Обещаю, что поддержу любую беседу, даже самую, на ваш взгляд, необычную». И Наташа говорила с ним о том, что её занимало в данную минуту. Получалось — практически обо всём. Вот только имени Александра Николаевича она ни разу не коснулась в своих речах. Удалось бы ей спрятать от Владимира свои страхи и опасения? Она не знала. Кроме того, княжну беспокоила его реакция, если бы Корф попросил рассказать историю с самого начала. С каждым днём она всё более проникалась к нему доверием и так боялась потерять доброе расположение к себе.