Двухголовая химера

— Провизии может не хватить до конца пути, — сказал я, заглядывая в свою сумку.

— Ты это к чему? — насторожился гном.

— Надо задуматься о поиске альтернативных источников питания.

— Издеваешься? — поморщилась Литесса. — Людям здесь есть нечего.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — ответил я. — Потому что в противном случае есть вероятность, что нам придётся есть то, что удастся поймать. Творить еду из воздуха никто из нас не умеет.

Кир судорожно сглотнул и вернул следующий сухарь в карман — то ли ощутив внезапный рвотный позыв, то ли решив экономить еду.

Из-за выщербленного падением валуна показались две знакомые фигуры, понуро бредущие к месту нашей стоянки.

— Воды нет, — приблизившись, сказал Арджин и бросил пустые мехи себе под ноги.

— Интересно, здесь когда-нибудь идут дожди? — гном смотрел на небо.

— Сильно сомневаюсь, — ответил Рэн. — Везде сухо, пыль очень мелкая, не видно ни одного ручейного русла — если бы здесь шли дожди, вода непременно отшлифовала бы скалы где-нибудь на склоне.

— Значит, пустыня, — вздохнул я, думая о том, что воду в крайнем случае придётся выжимать из камня.

При обезвоживании чародей теряет изрядную часть силы, и этого допускать нельзя, если мы не хотим лишиться главного своего козыря.

— Идти дальше можно только по ущелью, — сказал охотник, когда все мы приготовились идти. — Я залазил на один из утёсов в полуверсте отсюда — пройдя мимо него, мы можем свернуть к северу. Там есть что-то вроде долины, уходящей на запад.

— То, что надо, — сказал я. — Выдвигаемся.

Направившись разведанным путём, мы скоро миновали приметную возвышенность и через час пути добрались до более-менее ровного лога меж протянувшимися параллельно друг другу хребтами. Здесь обнаружился полупесчаный почвенный покров, растрескавшийся от сухости, но всё же давший жизнь нескольким жалким на вид кактусам и кустарникам. В середине долины трещины оказались значительно мельче, чем по её краям, и я пришел к выводу, что здесь часто ходят местные обитатели. Вообще, место было прямо-таки идеальным для засады, но, внимательно разглядывая окружающие нас скалы, я заметил лишь нескольких отдельно парящих грифов, выискивающих себе пропитание.

Кир затравленно смотрел на птиц, и на его лбу крупными буквами было написано нежелание разделять их трапезу. Не упомяни я об этой перспективе утром, беспокойство по этому поводу у него вряд ли бы возникло.

Пройдя долину насквозь, мы снова попали в ущелье, змеёй извивающееся меж скалистых хребтов. Временами идти становилось очень трудно — сошедшие оползни изрядно портили дорогу, и приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы невзначай их не переломать.

Всё было спокойно, мы больше не слышали воя, сопровождавшего нас на границе с болотом, лишь лёгкие посвисты ветра о тёмные вершины да шуршание камешков под ногами.

Однако сразу после обеденного привала, свернув в очередной раз на запад, мы наткнулись на него.

Тело лежало лицом вниз в луже собственной крови, такой же красной, как у людей, и не двигалось.

Отряд молчаливо обступил труп.

— Вот и первые исконные хозяева этих мест, — сказала Литесса, ткнув мертвеца сапогом. — Это могот.

— Главное, чтобы он тут был один, — буркнул Кир, исподлобья оглядывая окрестности.

Рэн, поднявшийся чуть выше по склону, указал пальцем на выступ, венчающий собой вершину хребта:

— Он стоял вон там. И упал.

— Надо же, какой подарок, — усмехнулся Кир. — Могот-самоубийца.

— Это вряд ли, — сказал пуэри, подойдя ближе, и перевернул тело.

Гном и разведчик брезгливо поморщились.

Одежда отродья была сшита из кожи криво, неумело, она едва прикрывала жилистый торс и крепкие безволосые ноги. Обувь отсутствовала начисто.

До сей поры мне ни разу не доводилось видеть моготов — в Либрии их показывали лишь в немногочисленных цирках уродов, в книгах же их описаний приводилось мало, но все они отличались друг от друга как небо и земля.

В действительности он выглядел так: ростом чуть меньше среднего человека, грубая кожа на лице сморщена, обветрена, с пепельным оттенком. Кончик носа задран, делая лицо похожим на рыло. Редкие волосы беспорядочно рассыпаны по гладкому черепу, уши искривлены и заострены сверху и снизу. В приоткрытом безгубом рту виднелось два ряда острых зубов, которые напоминали зубцы ножовки. Белых и удивительно ровных, кстати. На лбу — огромная рана, ставшая смертельной.

— Вот что его столкнуло, — Рэн указал на торчащую из плеча отродья сломанную стрелу с красным оперением. — Стрела сдёрнула его с обрыва, но умер он от удара головой о камень. Успел перед смертью закрыть глаза.

— Совсем недавно, — сказал Арджин, присев на корточки. — Труп ещё не окоченел, кровь едва свернулась.

— Это значит, что стрелок сейчас где-то неподалеку, — сказал я, чем заставил всех озираться. — Сомневаюсь, что он всё ещё здесь и сомневаюсь, что он станет стрелять в нас.