Двухголовая химера

Чем дальше, тем больше становилось паутины, капельки воды блестели на серебристых нитях, из-за чего казалось, что за нами наблюдают сотни глаз — любопытных, притаившихся, выжидающих.

Наконец тоннель закончился обширной пещерой. Грибы росли везде — на стенах, на многочисленных выступах, на потолке — и освещали небольшое озеро, заполнившее собой углубление в середине грота. Из его берегов торчало несколько деревьев, целиком облепленных паутиной, точно изогнутые коконы на ножках. Их окружали папоротники и хвощи, такие же бледные, как и клочковатая трава. Полную тишину места нарушало лишь журчание воды, вливающейся в водоём.

Здесь уже нельзя было и шагу ступить, не раздавив разнообразные останки — насекомых, пресмыкающихся, двуногих — пауки съедали всех, кто по неосторожности угождал в их сети. На лицах спутников я прочёл явственный испуг, вызванный ещё и тем, что самих арахнидов нигде не было видно — они могли появиться из-за любого камня, любого угла. Наверное, мне тоже полагалось бояться. Но самое страшное в моей жизни, увы, уже произошло.

Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, мы крались к озеру и ожидали нападения в любую секунду.

— Вода отравлена, — прошептал Арджин, первым добравшийся до берега. — На дне полно трупов.

— Ищем исток, — так же тихо ответила Литесса. — Если повезёт, там она ещё чистая.

— Чего его искать-то, — пробормотал Кир, чувствующий камень, словно тот являлся частью его тела. — Он вон там.

Его палец указал на возвышение, к которому вёл пологий склон, заросший кустарниками. В полном молчании мы двинулись наверх, спина к спине, едва дыша, посекундно оглядываясь. Меня это напряжение стало раздражать.

Кустарник оказался удивительно колючим и царапал кожу до крови, в итоге мне надоело это иглоукалывание, и я пару раз взмахнул мечом, освобождая дорогу.

Хруст в этой тишине показался таким громким, что мои товарищи поневоле пригнулись и зашипели на меня.

— Перестаньте, — бросил я, игнорируя испуганные лица. — Если они здесь, то уже почуяли нас и обязательно нападут. Так что можете не стесняться.

— Смотрите! — гном ткнул пальцем в стену справа от меня.

Там оказалась внушительных размеров дыра, ведущая в темноту — внутри не росли светящиеся грибы, и конца этого углубления было не видно.

— Держитесь от них подальше, — руки Стальной Леди окутались лиловым сиянием.

— Так, всё, хватит топтаться, — сказал я. — Бегом!

Свист воздуха сменился треском разрубаемых ветвей, я уверенно пошёл вверх по склону, не оставляя выбора остальным. Через полминуты я уже стоял на возвышении и оглядывал сверху тихое паучье логово, Кир довольно быстро нашел скрывшийся в зарослях ручеёк, сбегающий по небольшой ложбинке прямо из-под внушительного валуна. Зачерпнув воду в ладонь, копатель сначала попробовал её на язык, а потом сделал неуверенный глоток.

— Солоноватая, — сказал гном, доставая из-за пояса пустые мехи. — Но пить можно.

— Наполняйте всё, что есть, — сказал я, кинув копателю свою фляжку. — Я постою на страже.

Похоже, никто кроме меня не услышал тихого шороха, прокатившегося по всему гроту. Каким-то шестым чувством я уже уловил, что вот-вот начнется драка, но глаза по-прежнему не замечали никакого движения. «Может, показалось?» — подумалось мне, и звук тут же раздался второй раз, как бы отвечая: «Нет, не показалось».

Я вышел на самый край возвышенности и сосредоточился на ощущениях. Вязкая тишина прерывалась плеском и бульканьем за моей спиной, движения спутников без труда распознавались по одному лишь производимому звуку…

— Сверху! — крикнул Арджин.

Я поднял голову быстрее, чем успел что-либо сообразить, и нос к носу столкнулся с огромным чёрным пауком.

Он бесшумно спустился на паутине из дыры в потолке и завис прямо надо мной, так что за несколько мгновений, что мы смотрели друг на друга, мне удалось запечатлеть его в памяти. Острые, угловатые ноги с отчётливыми зазубринами, покрытое короткими волосками туловище, продолговатое брюшко, а точнее брюхо — размером тварь могла посоперничать с годовалым жеребёнком. Прямо перед моим лицом оказались растопыренные в предвкушении добычи жвала, над которыми масляно поблёскивали многочисленные глаза.