Двужильная Россия

Как после выяснилось, гнали нас на ближайшую железнодорожную станцию, километров за двенадцать. Не прошла колонна и двух километров, как истощенные, обессилевшие люди один за другим стали валиться. Сказались двести граммов сухарей и пшенный бульон. Какая уж там «попытка к бегству»! Первым у меня на глазах упал молодой, очень бледный лейтенант, несколько дней пробывший у нас в камере. Он рассказывал нам, как следователь бил его ребром линейки. За лейтенантом повалился я – внезапно подкатила к горлу тошнота, колени сами собой подогнулись. Не помню, как приводили меня в чувство. Откуда-то появился санитар с краснокрестной сумкой на боку. С трудом поднялся я с земли, сделал несколько шагов и вновь повалился. Опять поставили меня на подгибающиеся, ватные ноги, соседи, более сильные, подхватили с обеих сторон под руки. Не помню уж, как дотащили до станции.

Падали в колонне и другие.

Больше недели находились мы в пути. Сначала под наблюдением часовых провели двое томительных суток, все время в сидячем положении, на маленькой станции, в ожидании состава, который нас куда-то повезет. Подниматься на ноги не разрешалось. Пришел наконец поезд, началась посадка в длинные пульмановские вагоны. Разместились, поехали. Куда – неизвестно.

В обоих концах вагона были сделаны, точно для скота, невысокие, до пояса, загородки из горбылей, замаскированные от постороннего глаза наломанными зелеными ветками. Туда и загнали, и усадили нас. Несколько дней, тесно набитые в своих скотских закутах, невидимые миру, ехали мы, сидя на полу. Так и спали – сидя. Даже размять затекшие ноги не позволялось. Того, кто пытался было встать на минуту, часовой грубым окриком заставлял снова усесться на полу.

Сам конвой со всеми удобствами расположился посреди пульмана.

Кормили в пути, нужно сказать, лучше, чем до сих пор: пятьсот граммов свежего хлеба и довольно густой суп, не тот бульончик, каким до сих пор угощали. От такого питания сил немного прибавилось.

Спустя несколько дней нашего путешествия прибыли куда-то, выгрузились из вагонов. Пересчитали нас, предупредили насчет шага влево, шага вправо, дальше погнали. То пешим хождением, если был небольшой перегон, то на целых караванах грузовых машин, под дулами автоматов – конвоиры сидели на бортах. Лишь клочья всего этого путешествия остались в памяти. Помню, к примеру, как гнали нас через какой-то недавно отбитый у немцев городок, то ли Старый, то ли Новый Оскол. Окраинная уцелевшая улица, тусклое кровяное солнце опускается за дальние крыши, вечереет. У ворот бабы на скамеечках – сидят, семечки лузгают. Гонят нас мимо них, и мы слышим злые визгливые голоса вслед:

– Расстреляйте их, паразитов! У нас мужья на фронте кровь проливают, а вы с ними возитесь.

Помню, гонят по обочине широкого шоссе вдоль посеревшего от пыли кустарника. Жаркий июльский день. Обдавая длинную нашу колонну клубами пыли, один за другим проносятся по шоссе могучие американские «студебекеры». Над головой то и дело со звенящим ревом низко проносятся наши истребители и штурмовики, транспортные американские «дугласы», все новые и новые. На северо-западе мы не видели этого непрерывного бодрого движения по земле и по воздуху, устремленного в одну сторону – на запад, чувствовалось, насколько прибавилось у нас за то время, пока я сидел, военной техники, главным образом американской. Впрочем, и своей было немало. Чувствовался решающий перелом на фронте, все дышало наступлением. Наконец-то мы перешли в наступление, бьем и гоним нацистов.

С какой горькой безнадежной завистью думал я в те минуты о товарищах по редакции! Где они сейчас? Добродушный коренастый кавказец Миша Бахшиев (ныне дагестанский писатель), худощавый, умный, ироничный Борис Эпштейн-Кремнев (ныне писатель, автор книг о Моцарте и Бетховене), юный, вдохновенно-сосредоточенный Юрий Левитанский (ныне известный поэт) и другие. Для наших началось самое интересное время. Вместе с наступающей нашей 53-й армией они входят в очищенные от гитлеровцев города, они все дальше продвигаются на запад. А меня под конвоем, сквозь дорожную пыль гонят в покорной арестантской толпе в тюрьму – тоже арестанта.

За что я выброшен из армии?

Одно лишь ободряло и вливало надежду в меня в те дни – наивная вера в бобы Николенко. Шутки шутками, а ведь первая часть предсказания – скорая дорога, которая «вот-вот вертится» – сбылась блистательным образом. Для всех троих сбылась. Совпадение было удивительное!

Что ж, будем ждать, когда осуществится и вторая часть гадания – исполнение желаний. Только надо набраться терпения. Ведь «нэ скоро».

12

Длительное и сложное путешествие закончилось в Белгороде, недавно очищенном от врага.

Разместили нас в каком-то полуразрушенном каменном строении, где раньше, очевидно, помещались лошади. Во всяком случае пол, на котором мы все вповалку, без всякой подстилки спали, определенно попахивал конской мочой.

Большая камера была битком набита, однако я не приметил ни Николенко, ни Кольки среди этого незнакомого народа. Очевидно, их поместили в другой камере, отдельно от меня.