Дыши мной

Но в кабинет он всё-таки вошел, и дальше работа пошла даже как-то легко. Ненужные, ни разу не открытые книги упростили ситуацию, она потеряла остроту как раз на валлийском словаре. Иэн почти механически складывал книги в коробки, только на секунду открывая их — на всякий случай. А вот Джемма рядом еще успевала что-то комментировать.

— Ты посмотри, у него даже справочник орнитолога был!

— Боже, книга садовода…

— Анатомия? Иэн, анатомия!

В тот момент он вытянул руку и вырвал толстый том из тонких пальцев.

— Это моя. Я изучал части тела, чтобы понять, как их нарисовать.

Джемма легко отпустила книгу и уставилась на него. Но он на неё уже не смотрел. Старая потёртая «Анатомия» в неказистой обложке уже завладела вниманием. Иэн открыл книгу на случайной странице и попал на кисти рук. Наверное потому, что просидел за ними не один день. Книга успела запомнить и сохранить самый используемый разворот.

— У меня не было учителя, — он, неосознанно провел пальцем по изображению запястья. — Почти всё далось легко, но руки… Я их ненавидел.

— Но всё не зря? — мягко заговорила Джемма. — Теперь ты можешь набросать руки за пять минут, даже не имея модели для срисовывания.

Она так и не поняла. Столько раз в день ходит мимо администраторской стойки, и не поняла.

— Те руки — настоящие, — Иэн захлопнул книгу, поднял взгляд на Зайку и ухмыльнулся.

— Ты же сказал, что нет!

— Соврал, — он безмятежно повёл плечом. — Они списаны с девушки.

— Так я и знала, — Зайка рассекла кулаком воздух. — И почему твоя подружка ни разу тебя не навестила до сих пор?

— Я не сказал, что у меня есть подружка, — Иэн подошел к столу и уложил на него справочник. — Живи теперь с этим.

Она закатила глаза и отвернулась.

— Говнюк, — прошелестел нарочито громкий шепот, Зайка потянула на себя со стеллажа какой-то жестяной ящик, он выпал из хрупких рук и перевернулся.

Крышка отлетела, содержимое листопадом начало кружиться по комнате.

То самое содержимое.

Сотня листов и листиков — альбомных, тетрадных, блокнотных. Целых, рваных, с пожеванными краями. С какими-то таблицами и печатным текстом на обратных сторонах, свидетельствующими о том, что их взяли без спроса и испортили… Иэн выпучил глаза, так и зависнув рядом со столом. Джемма замерла перевернутым ящиком в руке. И оба взгляда прилипли к образовавшейся на полу куче.

За пять минут до того казалось, что признание Джеммы в фиктивности брака было самым потрясным событием недели. Та новость встряхнула мир и поставила многое на свои места. Однако в один момент была задвинула в далёкий-далёкий отдел памяти. И на смену ей пришла другая.

Престон, мать его, Ройс хранил все испорченные бумажки.

Шрам на руке тихо, тонко заныл. Фантомные боли. Ткани давно затянулись, но мозг в очередной раз послал в них импульс. Чтобы напомнить. Ошарашенно глядя вниз, Иэн потёр белую, малозаметную полосу, отлепился от стола и на ватных ногах начал опускаться на ковёр. Маяки, попытки рисовать портреты, пристань, мыс Сент-Бис, угольная яма — всё запестрело перед глазами, ударило в голову, осело в горле шершавым камнем. Этого просто не может быть. Взгляд вырвал из общей массы обрывок обоев. С нацарапанным на нём кривым котом.

Иэн упустил момент, когда оказался на коленях и потянулся за котом. Боковое зрение уловило движение напротив: Джемма медленно опустилась на ковёр по ту сторону кучи, молча отставила ящик и провела раскрытой ладонью по листам. Он всё-таки дотянулся до кота, расправил обойный обрывок на ладони и всмотрелся в выцветшие грифельные царапины.

То есть, всю жизнь его затаптывали, чтобы потом сохранить все или почти все порывы к творчеству? Вот, значит, как? Отец не хотел нанять учителя, направить энергию в мирное русло, чтобы она не приносила разрушения. Вместо этого он добился того, что Иэн сбежал из дома, а оказалось, что его неумелые работы хранились в жестяном ящике на стеллаже кабинета.

Как это уместить в сознании и не задохнуться?

Иэн глубоко и шумно втянул воздух носом.

Джемма тем временем замолчала, отложила рисунок и взяла новый.

«Прес показывал альбомы». Он показывал своей новой подруге семью, которую упустил. Наверное, рассказывал что-то. Может быть, хвастался. И ни разу за всю жизнь не сказал ничего хорошего самому Иэну в лицо. В груди поднялся ветер и раздул давно потухшие угли, идиотская детская обида захлестнула всё внутри. Он рванул руки вверх, сильно прочесал волосы и сжал их на затылке, грубо натянув кожу. Подействовало отрезвляюще.

— Он ни разу не сказал мне ни слова поддержки, — руки упали, и пальцы мгновенно нашли шрам.

Джемма взмахнула ресницами и, наконец, посмотрела на него.

— Возможно, он просто не умел.

— Ну конечно. Ты его защищаешь, — Иэн невесело хохотнул и прикусил губу.

«Он просто не умел хвалить», «никто не виноват», «такова судьба», и прочие тупые оправдания жесткого отношения родителя к ребенку…

— …Я не защищаю, Иэн, — вмешался в мысли решительный голос. — Я вижу ситуацию под другим углом.

— Естественно, — он отвернулся к окну и серому небу за ним.

Разочарование начало растекаться в душе чернильной лужей.