Джаннат в тени мечей (СИ)

Камиль не так много слышал о Посвящении: Орден бережно хранил свои секреты, не слишком обременяя себя оповещением новобранцев о своих порядках и ритуалах, предпочитая разделять степень осведомлённости среди рангов, точно играя в «немого гонца», а потому Камиль не имел никакого представления о том, что такое Посвящение и в чём оно заключалось. Он даже не знал, что подобное вообще проводилось, но глубоко в душе он ощутил неведомую раннее гордость за себя, смешанную с ужасом перед неизвестностью — его заметили и оценили по достоинству, позволяя заглянуть намного глубже в организм Ордена, что, будто бешеный одинокий зверь, не подпускал к себе в логово никого постороннего.

Дахи завёл ученика в небольшую полупустую комнату с одной лишь лоханью в середине. Около лохани стояли двое фидаинов, что сразу же вышли прочь, только завидев Дахи. В лохани ровной поверхностью мерцала вода, от которой шёл отчётливый пар. Камиль нахмурился, уставившись на учителя, который ответил на его немой вопрос непринуждённой улыбкой.

— Я знаю, вся вода у новичков холодная, — фидаин пожал плечами, продолжая стоять на месте. — Часть Посвящения. Позже всё поймёшь.

Совершенно сбитый с толку, Камиль покорно разделся и забрался в лохань, даже не пытаясь добиться ответов: он знал, что Дахи расскажет лишь то, что посчитает нужным передать. Вместо ответа Дахи зачерпнул воду ковшом и вылил её на голову Камилю, лишь после этого найдясь с нужными словами:

— Сначала перед Посвящением ученика вымывают, — Дахи говорил своей привычной интонацией старшего брата. — Будущего фидаина не должна тяготить грязь прошлой жизни. У Саййидны на ужине сможешь есть, что захочешь.

— Больше похоже на смотрины, — Камиль нахмурился, глядя в потолок.

— Нет, — с серьёзным видом возразил Дахи. — Слушай дальше. Что бы ни случилось, не показывай волнения. Выполнишь всё, что прикажут.

— А если мне скажут со скалы сброситься? — шутливо спросил Камиль, пока Дахи неспешно мылил его тёмные кудрявые волосы.

Дахи резко замолчал, замерев. Камиль тоже не двигался, зная, что учитель просто обдумывает ответ. Шутка начала оборачиваться против Камиля.

— Знаешь, однажды Масиаф посетил европейский посол, — Дахи говорил тихо, всё ещё не двигаясь. Камиль ощутил резкий укол вины, понимая, о чём идёт речь. — Господин говорил с ним о страхе смерти. Посол утверждал, что человек не способен пойти на смерть, не испытав при этом ни малейших сомнений в том, что ожидает его после. И тогда Саййидна приказал нескольким стражам прыгнуть в ущелье. Они бросились, лишь увидев обусловленный сигнал, не задумываясь.

Руки Дахи скользнули с головы Камиля на его плечи, пальцы судорожно сжались. Дахи уткнулся лбом в тыльную сторону шеи ученика, содрогаясь от беззвучного плача. Камиль внезапно ощутил себя не только виноватым, но и ужасно беспомощным. Он умел фехтовать, отлично держался в седле, обладал феноменальным слухом и довольно много знал, но он понятия не имел, как помочь своему учителю перестать плакать. Он слышал эту историю уже в третий раз — впервые Камиль узнал о ней из уст новичков постарше, во второй раз подслушал разговор двух фидаинов, а теперь услышал её от Дахи. Каждый раз история слегка отличалась: рассказ новичков звучал как ода великому самопожертвованию, разговор фидаинов звучал слишком обыденно и привычно, но слова Дахи полнились горечью и бессильным гневом, не направленным ни на кого, кроме него самого. Дахи захлёбывался слезами, не выдавая при этом ни звука, словно давно привык страдать молча, притворно улыбаясь после.

— Там был мой брат, Камиль, — осипшим голосом шептал фидаин, до сих пор сжимая пальцами плечи ученика. — Господин забрал его у меня.

— Я понимаю, — грустно соврал Камиль, кривясь от ненависти к самому себе.

Он и представить не мог, каково Дахи приходится каждый раз, когда разговор заходит о его брате, который сбросился со скалы по приказу Саййидны, всего за год до того, как сам Камиль стал его учеником. Прошло уже достаточно времени, но фидаин никак не мог забыть брата и уж тем более не собирался его отпускать. Именно эта мысль основательно разделяла Дахи и других фидаинов: он не видел смысла в бесконечном жертвовании собой, не желал принимать такую безоговорочную судьбу, что ожидала каждого брата из Ордена — даже его самого. Дахи больше не плакал, только молча вымывал пыль с головы Камиля. Последний даже не пытался подсчитать, сколько времени они так провели.