Дженнет

Королева почти летела по ступеням, таким древним, что мир давно забыл, сколько им столетий. Эту башню выстроили еще до того, как на нее наткнулась Мэбилон — тогда она еще подумала, что здесь хорошо устроить тайник. И некоторое время спустя в ней появился обитатель. Бин Сидхе понравилось уединение и темнота. Кроме того, ее племя любило башни, особенно старые. Она слишком поздно поняла, что попала в ловушку.

И вот она, комната на вершине башни. В узкие окошки не проникает дневной свет — тут всегда сумрак, утра или вечера. Сейчас, судя по запахам сырости и утренней свежести, рассвет. Ворох тряпья, какая-то посуда, гнездо на перекрещивающихся балках. Запах… Запах мокрых птичьих перьев и еще чего-то неуловимого. Может быть, страха?

Куча в углу зашевелилась. Из вороха тряпок поднялась всклокоченная седая голова. Бин Сидха прищурилась:

— Явилась? Приползла-таки просить о милости?

— Я? — улыбнулась Мэбилон. — Еще чего не хватало! Просто захотела проведать…

— И примчалась так, словно я тут умираю! А я жива-здорова, у меня все есть… В отличие от некоторых!

Вскрикнув, она одним прыжком взвилась ввысь, на потолочную балку, повисла там на руках, раскачиваясь. Потом легко забросила свое тело на балку, уселась там, поправляя свое похожее на растрепанное оперение одеяние. Бин Сидха еще помнила, что когда-то была птицей. Странно, а Мэбилон это почти забыла.

— У меня тоже все есть. И даже больше, — подбоченилась она.

— О да! Свет! Солнце! Ветер! Дождь! Травы и цветы! Песни и пляски! — выкрикивая каждое слово, пророчица раскачивалась на своем насесте, запрокинув голову. — Нет только любви! Нет только ласки!

— И любовь у меня есть!

— Была, — каркнула Бин Сидха.

— Есть! Король со мной!

— Ты его убила! Слышишь? Ты своего убила короля! Убила короля! Убила короля! — заголосила пророчица. — Он сгинул! Был — и нет! И прахом стали все твои мечты!

— Это неправда. Ты ошибаешься! Ты стала слишком старой…

— О, да, в отличие от тебя, ведь ты останешься всегда такой, какая есть!

Мэбилон невольно задержала вздох. Каждое слово этой сумасшедшей можно было понимать двояко.

— Это значит, я не умру?

— Это значит, что в твоей жизни все останется, как есть!

Мэбилон перевела дух. Нет, не зря она поднималась на эту башню. Не зря дышит сейчас вонью старых тряпок и птичьего помета.

— А ты не настолько и стара, — промолвила она. — И твои пророчества…

— А я не прорекала. Но хочешь, — Бин Сидха наклонилась вперед так, что оставалось лишь дивиться, как она сохраняет равновесие, — предреку? Не желаешь знать, что тебя ждет?

— Ничего нового, надеюсь.

— Именно что ничего! Совсем ничего! Вообще ничего! Но если хорошо попросишь, — она подмигнула, — может быть…

— Просить? Мне? У тебя?

Внезапно Бин Сидха спрыгнула на пол. Выпрямилась, оказавшись одного роста со своей собеседницей. Длинные спутанные волосы падали почти до пояса, сливаясь с накидкой из тонких птичьих перьев. Они слиплись и теперь напоминали грязные волосы. Переваливаясь, как огромная птица, пророчица подковыляла к замершей от неожиданности королеве. Выпростала из-под накидки тонкую, высохшую, как птичья лапа, руку с длинными загнутыми ногтями черного цвета. Дотронулась до ее щеки. Мэбилон содрогнулась от отвращения. Запах стал просто ужасен. Как бы не потерять сознания!

— Молодая, — проскрипела пророчица. — Красивая. Сильная. Холодная. Словно мертвая…

— Я живая! Я…

— Но не так, как та, другая!

— Другая? Ты говоришь про Айфе?

— Не знаю никакой Айфе! — отрезала Бин Сидха. — Айфе далеко. Она ближе, чем Айфе!

— О ком ты говоришь?

Но пророчица уже отступила, напоследок бросив на Мэбилон такой взгляд, что у королевы сжалось сердце.

— О ком ты говоришь? — повторила она. — Открой мне!

— Что, страшно? Говори, зачем пришла! Я же чувствую твой страх! Он как запах — чем сильнее пытаешься залить его благовониями, тем яснее все понимают, что с тобой что-то не так!

— Ты права, — сдалась Мэбилон. — Я боюсь… Мое счастье… мой король и повелитель…

— Оказался не твоим, — захихикала пророчица. — Я это знала с самого начала. Ты всегда берешь то, что пожелаешь, даже если это не твое! Ты отняла у меня свободу, хотя она принадлежала только мне. Ты отняла трон у своей сестры Айфе, хотя он принадлежал ей. Ты забрала ее детей, хотя они были ее детьми и более ничьими. Ты получила могущество и власть, которые могли бы стать чьими-то еще. То, что должно быть поделено на двоих-троих, все досталось тебе одной. А теперь ты забрала чужое счастье… Только счастье, свобода, власть — они не вещи. Их нельзя запереть в сундук, нельзя носить при себе, в кошельке на поясе! Ты отняла у меня свободу летать — но свободу самой распоряжаться своей судьбой отнять не можешь! Смотри!