Dzheyn Eyr

“Very well; I hope you feel the content you express: at any rate, your good sense will tell you that it is too soon yet to yield to the vacillating fears of Lot’s wife.	- Хорошо.Надеюсь, вы действительно испытываете удовлетворение, окотором говорите; во всяком случае, здравый смысл подскажет вам, что еще рано поддаваться колебаниям и страхам, подобно жене Лота.
What you had left before I saw you, of course I do not know; but I counsel you to resist firmly every temptation which would incline you to look back: pursue your present career steadily, for some months at least.”	Я не знаю, что выпокинули, перед тем как прийти к нам, норекомендую вам решительнопротивиться всякому искушению и неоглядываться назад; идите твердо посвоему новому пути - хотя бы несколько месяцев.
“It is what I mean to do,” I answered.	- Я так и собираюсь поступить, - отвечала я.
St. John continued—	Сент-Джон продолжал:
“It is hard work to control the workings of inclination and turn the bent of nature; but that it may be done, I know from experience.	- Это трудная задача - сдерживать свои желанияи преодолевать своинаклонности.Но что это возможно, я убедился на собственном опыте.
God has given us, in a measure, the power to make our own fate; and when our energies seem to demand a sustenance they cannot get—when our will strains after a path we may not follow—we need neither starve from inanition, nor stand still in despair: we have but to seek another nourishment for the mind, as strong as the forbidden food it longed to taste—and perhaps purer; and to hew out for the adventurous foot a road as direct and broad as the one Fortune has blocked up against us, if rougher than it.	Богдаровал нам известную власть над своей судьбой; и когда наши силы жаждутдеятельности, в которой нам отказано, когда наша воля стремится к пути,который закрыт для нас, мы не должныпредаваться отчаянию; нам следует лишьпоискать другой пищи для нашей души, столь жесущественной, как и запретныйплод, которого она жаждет вкусить, но, бытьможет, более чистой, и проложитьдля наших дерзаний дорогу, быть может, и болеетяжелую, но такую же прямую иширокую, как та, которая преграждена намсудьбой.
“A year ago I was myself intensely miserable, because I thought I had made a mistake in entering the ministry: its uniform duties wearied me to death.	Г од назад я сам был крайне несчастен, мне казалось, что, став пастором,я сделал ошибку; мои однообразные обязанности смертельно утомляли меня.
I burnt for the more active life of the world—for the more exciting toils of a literary career—for the destiny of an artist, author, orator; anything rather than that of a priest: yes, the heart of a politician, of a soldier, of a votary of glory, a lover of renown, a luster after power, beat under my curate’s surplice.	Ястрастно стремился к деятельной жизни, кволнующим трудам литературногопоприща, к судьбе художника, писателя, оратора- какой угодно, только несвященника.Да, сердце политика, солдата, искателя славы, честолюбца,властолюбца билось под скромной одеждой священника.
I considered; my life was so wretched, it must be changed, or I must die.	Я говорил себе: мояжизнь так тяжела, что я должен изменить ее или умереть!