Джинны пятой стихии

— Да ладно, все свои! — нервно передернулся Бекджанов. — Ты же понимаешь, мы с Наилем — околонаучные администраторы, нам раньше других и четче других надобно по ветру нос держать. А поскольку ты, Паша, у нас ко всему прочему еще и партийная шишка не из последних… Вот и говори как на духу — кто станет генсеком на этот раз? Еще один старый пердун, или хватит ума поставить молодого?

— Молодого пердуна?

Бекджанов и Габитов ошарашенно переглянулись и дружно расхохотались. Баринов смотрел на них ясно и невозмутимо.

— Павел, не придирайся к словам, — Габитов снял очки, принялся протирать стекла кружевным батистовым платочком. — Кандидатур, как я понимаю, всего три штуки, но разница-то принципиальная… Итак, кто?

— Телевизор утром смотрели? Кого назначили начальником похоронной команды?

— Ты думаешь?

Баринов снова пожал плечами.

— Да уж такая у нас практика сложилась последнее время…

Они помолчали.

— Что ж, будем делать посмотреть, — заключил Бекджанов. — Кучера сменим на тракториста, ну-ну…

— Ты хотел сказать, на комбайнера?

— Хрен редьки… Может, он хоть в сельском хозяйстве разбирается.

— Ага! — хмыкнул Габитов. — Кур-несушек рассадит квадратно-гнездовым способом.

— Ма-ар, Наи-иль! — протянул Баринов укоризненно. — Вы, ребята, что-то слишком мрачно сегодня настроены!

— А нам что, плясать? — Бекджанов иронически посмотрел на него. — Как там у вас говорят: паны дерутся, а у холопов чубы трещат?

— Что ж, спасибо. Будем считать, поговорили, — поставил точку Габитов. — Значит, так. Материалы проверки вчерне готовы, мы с Маром вчера и позавчера над ними посидели, подработали. Сегодня на свежую голову пробежались еще раз. Вон на столе лежат. Посмотришь, Павел Филиппович?

Баринов поколебался, раздумывая.

— Бог его знает, с этими событиями… Я ведь в институт буквально на минутку, у меня дел полон рот. Там как, ничего такого, военного?

— Обижаешь, Павел Филиппович! — Бекджанов кряхтя поднялся из кресла. — В общем, отдаем на машинку, а ты перед подписанием уже в чистовике и просмотришь… Ну, будь здоров, до завтра! Я — к себе, где искать — знаешь.

6

К исходу второго месяца вынужденного тайм-аута Игорь все чаще намекал Баринову, что надо-де каким-то образом повоздействовать на Афанасьеву, внушить ей, что исследования крайне важны, что они чреваты крупным открытием в области работы человеческого мозга.

Это Баринов и сам понимал.

Так получалось, что последние полгода его почти перестали интересовать работы, которые велись в других секторах его лаборатории. Нет, разумеется, он активно вникал в ход работ, на еженедельных планерках каждый завсектором отчитывался, и на персональных совещаниях рассматривали все моменты исследований — от полученных результатов до разработки и планирования следующих шагов. И все же они как бы отошли на второй план… Ну, не вписывались они в его настроение.

Или это интуиция? Но тогда такая же интуиция сработала и у Игоря. Тот исподволь, при каждом удобном случае норовил заметить, что та будничная и планомерная работа никуда не денется, так и будет идти своим чередом. Но за ней не просматривалось ничего, кроме накопления фактов, набора статистики, очередных подтверждений старых теорий… Ничего нового.

А вот «эффект Афанасьевой»… Да, разумеется, он мог оказаться очередной пустышкой, но с той же долей вероятности мог привести к настоящему открытию. Потому что не укладывался ни в одну теорию, даже ни в одну гипотезу. И заставлял отнестись к себе более чем серьезно…

Помнится, Афанасьева как-то спросила его, вроде мимоходом:

— Павел Филиппович, у меня такое впечатление, что кроме моей проблемы вы больше ничем другим не занимаетесь. Разве так бывает?

— Конечно нет! В лаборатории есть своя тематика, есть план работ. Или вы думаете, что академические заведения ведут лишь одну тему?

— Вы очень много времени уделяете именно мне.

Тогда он попытался отшутиться:

— Нина Васильевна, надо знать труды классиков марксизма. Помните? «Собрать все силы в решающее время в решающем месте»… Или что-то в этом роде. Вот так и я — второстепенные на сегодня темы пока — подчеркиваю, пока! — в моей каждодневной опеке не нуждаются… И потом — зачем иметь заместителей, если во все вникать самому?

Разумеется, такое объяснение Афанасьеву не удовлетворило, пришлось объяснить ситуацию так, как он сам ее видел.

Эксперименты с такими объектами, как человек, в первую очередь должны подчиняться принципу «не навреди!». Формула непререкаемая, даже обсуждению не подлежит. Поэтому подобные эксперименты всегда чреваты громадным объемом затраченного времени — на подготовку, на выверку всех последствий, на само проведение. Тем более, если идет изучение уникума, единственного в своем роде, а не среднего человека, среднестатистической человеческой единицы.

Тем более, если абсолютно неизвестно, в чем же его уникальность заключается.

И тем более, когда не предполагаешь, попросту не знаешь, при каких начальных условиях эксперимента получишь хоть какой-нибудь результат.

А пока объяснял, в памяти кружились слова Коровникова.