Джинны пятой стихии

— Что скажешь, майор?

— Изложено вполне правдоподобно, товарищ полковник.

— Формально — чистейшая правда, по сути — тонкая и умная издевка. Он и с тобой, Юрий Егорович, продолжает ваньку валять… Что будешь делать?

— Можно его, конечно, дожать — свидетели есть, собственноручное признание тоже. Припугнуть — спектр широкий: от «хулиганства в общественном месте» до «покушения на убийство». Вынудить нетрудно, вот только работать он не будет. Умный слишком. Примется саботировать, начнет гнать «липу» или «дезу» — и очищай зерна от плевел!.. У него с детства негатив к нашим службам: отец репрессирован, мать погибла вместе с отцом при возвращении из мест отбытия наказания, родной дядька — бывший штрафбатовец, прошел немецкие, американские и наши лагеря…

— Да, я помню, в разработке указано… Значит — отбой?

— Видимо, да, Василий Иванович.

— Хорошо, подумаем… Как Шишков?

— Прооперирован вторично, говорить пока не в состоянии, отвечает письменно.

— Кроме сломанной челюсти у него, кажется, еще и сотрясение мозга?

— Так точно.

— Интересно, как можно стрясти то, чего нет? Действительно, дуболом… Ладно, выздоровеет — решим, как с ним быть. Может, как раз по медицинским показаниям…

— Понял, товарищ полковник.

— Ну, а с Бариновым… В общем, уголовщину отставь, не будем раздувать это дело. Однако ж и спустить с рук так просто нельзя. Тоже подумай. Он же скоро институт заканчивает? Вот и загони его по распределению в какой-нибудь медвежий угол, в Тьмутаракань баранов пасти.

Глава 15

1

Никого из сотрудников Баринов в личные дела впутывать не собирался, поэтому сам ждал в холле второго этажа, окна которого выходили на ворота.

Неожиданность первая — Банник приехал на такси. Вторая — с пассажирского сиденья рядом с водителем выскочил парень лет под тридцать, спортивного сложения, цепко провел взглядом по сторонам, по фасаду института и только тогда открыл заднюю дверь. Сопровождать шефа не стал, просто привалился задницей к багажнику «Волги» и проводил его взглядом до самого подъезда… Шишок если и был с ними, то оставался в машине.

Баринов спохватился, быстрым шагом, почти бегом кинулся к себе. Он торопливо нажал на запись кнопку магнитофона, спрятанного в шкафу, закрыл дверцу и еще раз придирчиво оглядел кабинет. Провод он еще вчера вечером вывел в «гостевой угол», микрофон подвесил на гвоздике под столешницей журнального столика. Стационарный студийный магнитофон работает бесшумно, ленты должно хватить на полтора часа.

Когда Банник без стука появился в дверях, он неторопливо поднялся из-за рабочего стола.

— День добрый, Николай Осипович, — и сделал приглашающий жест. — Прошу!

Тот тоже не торопился. Обвел взглядом обстановку кабинета, слегка усмехнулся, склонил голову в приветствии.

— Доброе утро, Павел Филиппович. Вот и свиделись.

И направился прямиком в «гостевой угол», как и предполагалось — не пристало такой личности сидеть за приставным столиком в кабинете провинциального завлаба!

Там он удобно устроился в кресле, непринужденно спросил:

— Что, так и будем разговаривать?

Баринов пожал плечами, вышел из-за стола, сел в кресло по другую сторону журнального столика.

— Слушаю вас. — Выдержав положенную паузу, спросил сухо: — И о чем же у нас разговор?

Банник поискал глазами пепельницу, придвинул к себе поближе. Курил он по-прежнему «Кэмел», правда, теперь с фильтром, и зажигалочка тоже была не из простых — корпус вороненого металла, с никелированной крышкой. «Зиппо», а то и «Данхилл», никак не меньше.

Он сидел, изящно поддернув светлые кримпленовые брюки с острейшей складкой, положив ногу на ногу, так же изящно покачивал летней, тоже светлой, туфлей и, прищурясь, смотрел на Баринова в упор.

— Материалы опытов ты мне, конечно, решил не показывать.

— А что именно интересует?

— Ты дурак, Баринов, — неожиданно сказал он. — Как был наивным идеалистом, так и остался. «Эффект Афанасьевой» — не оружие.

Баринов усмехнулся.

— Ты, я думаю, с годами тоже не поумнел.

Во взгляде Банника появился интерес.

— И давно мы на «ты»?

— С сегодняшнего дня. Но если ты возражаешь…

Банник хмыкнул в ответ, аккуратно затушил в пепельнице наполовину выкуренную сигарету.

— Нет, отчего же. Свои люди, небось… Но не будем тянуть кота за хвост. Собирайся-ка, мил человек, сам, бери свою подопытную — и милости прошу ко мне, в первопрестольную. Тебе гарантирую квартиру, машину, дачу — сейчас, членкорство — через два года. Ей — квартиру, приличную работу и прочие бытовые блага. Естественно, прописку, причем не по лимиту.

— Не получится.

— Что так? Опять гордыня взыграла?

— Погибла она. Нет ее.

— Кто погиб? Кого нет? — не понял Банник и слегка нахмурился. — Поясни.

— Афанасьева погибла в автомобильной катастрофе.

Самообладание на миг оставило Банника. Было видно, что он растерялся: лицо дрогнуло, уголки губ чуть опустились — недоуменно, даже обиженно.

— Ты что мелешь? Поиграть со мной захотел?

— Ага, не успели доложить! Прошляпили, значит! — резко, даже жестко констатировал Баринов. И не удержался, добавил уже насмешливо: — Хреновата ваша вата, сквозь нее проходит дым.