Джинны пятой стихии

Я говорю совершенно серьезно. Если не трогать «если» (простите за каламбур) — кто положа руку на сердце может припомнить за последний год из всей груды прочитанных провинциальных (и не только) журналов и фэнзинов хотя бы парочку названий и авторов? Если такой человек найдется — я готов немедленно угостить его рюмочкой в ближайшей забегаловке. На ресторан сейчас не располагаю средствами, но уж эта рюмка будет поставлена от души.

Причина? Она ясна. Элементарно, Ватсон. Ребята здесь о прибыли, как в издательствах, не думают, но — воспитаны на бродилках. Бродилки и печатают, аккуратно отметая все, что не подходит под их параметры. Еще печатают по знакомству, но это картины не меняет, ибо добрые знакомые, естественно, имеют тот же вкус и пишут бродилки. Все оправдывается пресловутым — «народ требует». Но, во-первых, никто не знает, чего в действительности требуется народу, а во-вторых, дайте читателю икры вместо черствого хлеба — глядишь, и распробует. Это только кажется, что народ наш дурак, в жизни его таковым просто выставляют. Аналогично обстоит дело и с читателем.

В результате такого положения новые повесть и роман моего хорошего приятеля — литератора читаемого и почитаемого, много печатающегося, лауреата нескольких премий — отвергло издательство. Хотя и то и другое — настоящая литература.

Только вот не бродилки никак.

Ну, это еще ладно. Рано или поздно эти книги напечатаны будут. Куда хуже другое: весьма приличные авторы, способные делать настоящую литературу, тоже кинулись в бродилки. Потому что бродилки имеют абсолютную проходимость в издательствах. Лабают их по паре в год, деньги зарабатывают. Недавно пять человек, объединившись, выдали двухтомный роман, в котором, конечно, концы с концами еле-еле сведены, однако стиль (человек-то пять, а писателей — трое, но эти трое пишут совершенно по-разному) абсолютно идентичен и адекватен жанру. Не литературе, она вне досягаемости, — именно бродилке как образцу творчества трудящихся фантастических масс.

Вот в чем беда-то.

НИЗВЕРЖЕНИЕ В МЕЙНСТРИМ

В таком соседстве настоящим писателям, через чье сердце проходит трещина, расколовшая мир (простите за высокий стиль, но это не я — это Гейне), писателям, которые не бродилки пишут, а идеалов ищут — так вот, в таком соседстве им тесно и скучно. Им хочется жить в более приличном месте. (И Гарлем, и Бронкс когда-то были аристократическими районами, не надо этого забывать. Потом появились скоробогачи, потом районы эти стали обживать негры, за ними латиносы — и… потянулись приличные люди за город. А пришельцы начали обживать и загаживать пространство. В фантастике не так ли?)

«Загород» — тоже понятие неоднородное. Хочется все же иметь соседей. И если просто объявишь, что ты вовсе не фантаст, а напротив, турбореалист — соседей у тебя не будет. Будешь жить в одиночестве. А. Столярова, по крайней мере, хоть в «Звезде» иногда печатают, Рыбаков тоже порой прорывается в толстые журналы, а вот Лазарчук все еще числится по ведомству НФ — масс-культуры для критиков, хотя в Питер и переехал. Провинциалы же этой трибуны (толстых журналов) вообще не имеют. Не считать же таковой литературно-художественный «Отчий край», где с великим трудом иногда проходят маленькие вещи Е. Лукина и С. Синякина? Смешно… Впрочем, у других и этого нет.

Но попытки попасть в мейнстрим не только зачастую бесполезны, порою они даже опасны.

Детектив тоже числится по уже упомянутому ведомству. Яркий представитель этого жанра — известная всем Маринина. По ее книгам не только телесериалы в России снимали — радиоспектакли в Германии ставили! (На Западе масс-культуру изучают также и литературоведы, а не только социологи, как у нас, — да и то сомневаюсь насчет того, изучают ли сегодня.)

Года два назад Маринина объявила, что берет тайм-аут и пишет большой роман, намекнув, что переходит в другую весовую категорию. Мейнстрима дамочке захотелось.

Недавно она этот роман издала. С положительной героиней — всех окружающих помощницей и спасительницей, киносценаристкой по профессии явной и… стукачкой КГБ по профессии тайной. (Ясное дело, милиционерка: что знаю, о том и пишу.) Да еще и с нехорошими и бездарными диссидентами. Шевцов в гробу рыдает от зависти. Ну и, конечно, текст семантичен, но не эстетичен.

А тут как раз во Франции междусобойчик — на базе, кажется, ПЕН-клуба, посвященный феномену Марининой. Она, соответственно, летит туда чуть ли не на собственных крыльях. Но к ее беде — не одна она туда летит. А еще и несколько критиков, которым тоже хочется на халяву в Париж. (Я их ни в коей мере не осуждаю, завидую светлой завистью. Охота же в Париж! Увидеть, блин, и умереть!)

На междусобойчике французы и эмигранты рассуждают о женском детективе, о массовой культуре и чем она отличается от китча. Маринина из кожи вон лезет: вы что, господа, я же в мейнстрим перешла! У меня роман! Господа роман не читали, готовы бы и на слово поверить…

А наши критики читали.

И рассказали.