Как французы, а особенно русские эмигранты, относятся к стукачам КГБ — рассказывать не надо. А уж если стукач — главный положительный герой!.. Можете себе представить их реакцию… Для них стукач не профессия, это состояние человеческой души. При этом не самое светлое.
И погиб казак. И в мейнстриме утоп — бульбочек даже не наблюдалось, — и в женском детективе место уже занятым оказалось.
— Ну что вы сравниваете? — возразит мне читатель. — Одно дело — детективщица Маринина. И совсем другое — имярек, и имярек, и имярек!
А для кого он имярек? Для нас с тобой, болезных, дорогой читатель. А не для тех, кто делает литературное имя.
И делают его все-таки критики.
А критики фантастику в упор не видят.
И, как видно из приведенных примеров, — правильно делают.
В основном.
Каков же выход-то?
Я не знаю, что писателям, работающим в жанре фантастики, следует делать. Зато я знаю абсолютно точно, чего им делать категорически не следует.
Им не следует организовывать собственный творческий союз (о чем сейчас идут нескончаемые толки) и этим раз и навсегда отделять себя от иных писателей — и заодно от мейнстрима. Зато пробиваться в Союз писателей (тот или иной — не важно;
а их сейчас два) непременно нужно. Надо помнить одну нехитрую истину: вместе весело шагать по просторам и конечно выпивать лучше хором!
Им не следует пренебрегать тусовками типа ПЕН-клуба. (Или я наивен — и их туда не приглашают? Тем не менее приглашать будут. Кстати, издатели могли бы подсуетиться — у них деньжата водятся, а ПЕН-клуб это уважает.) И меньше участвовать в тусовках иных (сейчас не семидесятые, и совместная встреча в Екатеринбурге, конечно, веселит душу, но не так, как когда-то в Свердловске под носом у КГБ). И научиться отделять, наконец, писателей от литераторов, а последних — от графоманов. Это, скорее, задача издателя — агнца от козлищ отличить нетрудно, было бы желание.
Им не следует так уж разбрасываться призами. Оно, конечно, лестно иметь «Бронзовую улитку» или там «Странника», но не налево же и направо их раздавать! А вручать приз за лучшее литературное убийство Семецкого вообще нонсенс, не дай бог кто-то и накаркает — всем придется хоронить хорошего человека.
И не надо пока что шарить по литературным окрестностям. Это Ст. Лем мог себе позволить, — но ведь далеко не сразу! А то получается такой казус: издали братья-фантасты вполне научную книгу «Империя. Сделай сам» — тут тебе и Володихин, и Трускиновская, и Геворкян (при этом я верю на слово, что идеи, изложенные там, умны и полезны), а Андрей Василевский в «Новом мире» отрецензировал ее двумя абзацами: «Читая это оглавление, можно подумать (и я подумал), что перед нами нечто фундаментальное, содержательное, значимое, существенное.
Увы, это не так».
И все…
Впрочем, отзыв умного критика вполне понятен по третьему абзацу, который он уделил книге: «А шесть чистых страниц для заметок в конце книги лучше было бы использовать для сведений об авторах». Мол, сделайте сначала имя, добейтесь, чтобы критики читали фантастику, а потом можно и поумничать. Если будет к тому охота. Но чтобы читать что-то, надо все-таки знать — что.
Мейнстрим же к фантастам придет сам. К настоящим писателям-фантастам. К тому идет — простите за невольный каламбур. Мейнстрим — не литературное течение, это тоже своего рода состояние души. Хочется именно так, и по-другому не получается. И все равно — рвутся писатели в первооткрыватели, а до В. П. Катаева и гениального Ю. К. Олеши, которые в свое время плыли в мейнстриме и не знали, что это мейнстрим, им очень и очень далеко.
Пока существует человек, литература не умрет. Она, как Гольфстрим, будет включать в себя все новые и новые течения.
Это тема, конечно, отдельная, но она великолепно иллюстрирует мою статью.
Как злободневны строки из пародии А. Архангельского чуть ли не восьмидесятилетней давности — по отношению к стихам, которыми наши авторы так обильно оснащают свои опусы!
Вы что-нибудь поняли?
Это «стихи» из книги уже упоминавшегося А. Карелина.
А вот еще образчик:
Ну ладно, здесь отсутствие смысла можно оправдать тем, что сие — перевод с эльфийского. Что дозволено эльфу… Но в первом-то отрывке — про что? Жгучим стремлением к чему была ИХ суть? И почему в одной фразе — настоящее и прошедшее время? Неужели автор песни об Ушедших Высоких не знал русского языка (о том, что оные стихи — перевод, Карелин не говорит, не иначе — гордыней одет!)?
И таковы почти все стихи, печатающиеся в моем любимом жанре…