Джинны пятой стихии

А ДИСК-то («Дом искусств») — был. И тоже кто-то из его обитателей выжил, а кто-то эмигрировал, а кого-то эмигрировали, а Гумилева отменили аж на семьдесят лет. Вот такая-то судьба русской интеллигенции — не только в понимании Ятя.

Ять эвакуировался.

Судя по его письму, приведенному уже в «Остромове…», хрен редьки не слаще. В России жить нельзя, но и за кордоном тоже.

Не забудьте — нельзя с точки зрения Ятя. Ее легко спутать с авторской, но делать этого не следует.

Собственно, в любой книге Д. Быкова присутствует некая точка зрения, превалирующая над остальными. Это не авторская точка зрения.

Д. Быков в своем роде не меньший провокатор, чем Остромов.

Дело в том, что Быков любит своих героев — всех. И не «странною любовью». Так любить среди современных авторов может лишь один (в основном-то ненавидят) — Акунин. Только качество любви у них разное. Если Акунин просто любит — пламенно и нежно, то в случае Быкова читатель имеет дело с той самой «деятельной» любовью, о которой когда-то писал незаслуженно забытый ныне Залыгин. (Но эта любовь еще и безжалостна. Особенно к героиням. Впрочем, эта тема уведет нас в сторону, не будем ее касаться.)

Поэтому рассуждения, оценки и выводы персонажа (впрочем, нет там персонажей, одни герои!) автор не корректирует собственными оценками и выводами.

Поэтому читатель (а особенно критик) стоит перед книгой, как перед новыми воротами. Вроде все ясно. Вроде бы можно согласиться. Вроде бы и поспорить можно.

А с чем — непонятно.

Поэтому самая провокационная книга Д. Быкова — и самая издаваемая, кстати говоря — в литературе нашей вроде бы и не существует. Критики практически не было. Я говорю о «ЖД».

«ЖД» родилась из одного абзаца «Орфографии»:

У меня вот какая догадка, не знаю, согласитесь ли. Ведь ваши активисты, союзнички Михаила Архангела, и наши активисты-жаботинцы, что все хотят после дождичка в четверг в Иерусалим, — каждый уверен, что была у Господа некая цель: одни думают — чтобы вы победили, другие — чтобы мы… Но тут я думаю: а вдруг у него цель была другая? Чтобы мы друг друга — тюк да тюк, а победили бы тем временем никем не замеченные третьи, а то и вовсе никто?

А еще — вот откуда: