Джокер, или заглавие в конце

— И тут меня как будто стукнуло, — студент опять поднял на меня взгляд, — о чем я вообще думаю, если завтра мне надо срочно к ним отсюда уматывать? Одолжусь у них, пришлю. Так показалось вдруг просто! А потом тут же вспомнил, что к одиннадцати должен быть у вас, а реферата еще нет. Все остальное вылетело из головы. Мысль сразу пошла о другом. Вспомнил, как на зачете вы сказали мне про стихи. Что поэзию можно считать частным случаем сложной системы. Почувствовать, понять загадку, еще не разгадав, да? Я нашел эти стихи. Только еще не знал, как их Кассандра примет. Сел к ней, и она не просто откликнулась — ожила. Все вдруг заработало, все. — Тольц мотнул головой. — Не могу вам описать. Пошло дальше такое. больше, чем я ожидал! — Разбитое лицо даже сквозь кровоподтек, казалось, сияло. — Я ведь это вам принес показать. Вы еще не посмотрели?.. Дайте, я покажу.

Пришлось кивнуть уклончиво: да, конечно, посмотрю непременно. (Если бы я уже не успел посмотреть.) Предмет не определен, правила неизвестны. Придется так или иначе договаривать до конца, продемонстрировать бедняге, что он натворил, если сам не помнит. Уже хоть пришел в себя, осмысленное состояние. Заглянет нормальным взглядом, поймет. От очевидности никуда не деться, но что с ним все-таки было вчера, сегодня? Сомнения зависли, не разрешенные, недоумение никуда не ушло, не развеялось, с ним предстояло еще разбираться. Только лучше немного погодя, не сейчас. Заглавие в конце.

— Давайте, — сказал, — о реферате чуть позже. Хотелось бы сначала дослушать, понять до конца, что у вас с этим Пашкиным было.

Сияние на разбитом лице угасало не сразу. Он словно еще переживал восхищенность чем-то привидевшимся к рассвету после бессонной ночи — без перехода, он если и спал, то словно не осознавал этого. Мне ли было этого не понять, не проникнуться знакомым, право же, состоянием. Ведь это был тот же вечер, та же ночь, когда мне открывалась жизнь за освещенными окнами, и всех я готов был понять, узнавая в других себя, и где-то там, за непрозрачными шторами призрачно светились дисплеи бессонных компьютеров. а потом птичьи голоса за окном, пение в голове, чувство жизненной полноты, ясность восторга, похожего на понимание, остальное не имело значения, перестало существовать.

31

Он ведь не только про Лондон — про намеченную встречу едва не забыл. Даже мысль о деньгах, об этом (уж не примерещившемся ли?) флаконе как будто перестала беспокоить. Словно оживший сам по себе компьютер восстановил чувство несомненной уверенности, что все решится теперь само, как уже решилась в электронном мозгу запущенная не сейчас программа…

Они встретились в кафе, как я понял, где-то неподалеку, кварталах в трехчетырех от меня, на проспекте. Названия он не запомнил, думаю, даже и не заметил. «Любо-дорого» или вроде того, я его, кажется, знал, проходил мимо. Оно, оказывается, принадлежало семейству Пашкиных. Не одно, целая сеть. Пашкин провел Тольца через общий зал в помещение, имевшее вид временного склада или будущего кабинета для избранных: стулья с высокими резными спинками, отдельно от столов, громоздились у стен: не расставленная мебель из реквизита оперного спектакля. Пушкин по-хозяйски велел кому- то за дверью принести кофе, пододвинул стулья к одному из столов, уселся.

Начало разговора нетрудно было представить: рыжий стал сбивчиво, может, еще сбивчивей, чем мне, объяснять про запропастившийся куда-то флакон, про то, что денег сейчас нет, что если это уж очень срочно, может, Пушкин рассчитается пока за него, он вернет позже, а там все еще скорей всего и найдется. О Лондоне, о том, что попробует одолжиться у родителей, хватило ума промолчать. Пашкин слушал, не меняя выражения лица, дал Роману закончить, наверное, еще выдержал паузу. да, выдерживать такие паузы тоже надо уметь, искусство бизнесмена.

— Что смотришь на меня, как невинная целка? — сказал вдруг. — Думаешь, я не знаю, что ты намылился слинять? Мне, значит, платить за тебя?

Этого рыжий ожидал меньше всего. Не говоря о грубости выражений. (Тольц не хотел их повторять, я вставил от себя.) Откуда тот мог знать про Лондон? Потом уже сообразил, что вчерашний звонок дяди Жени было нетрудно подслушать. Самому ректору это в голову не пришло, а ведь говорил с Романом, как конспиратор. Серьезный человек, но по-своему даже наивней студента. Знал же, что отец Пашкина, и не только он, сохраняли связи в органах, да в наши электронные времена хватает умельцев и без таких связей. Родители-то раньше приучились с телефоном быть осторожней, не позаботились Евгения Львовича предупредить. Пушкин потому и назначил Тольцу на одиннадцать, чтобы тот не укатил в аэропорт, Роман понемногу начинал соображать.

— Про вас я ему не говорил, он не знал, — повторил еще раз. И вдруг стал искать взглядом часы: — Сколько сейчас времени?

Поднял на меня взгляд, даже второй глаз приоткрылся над сливовым синяком:

— Ну вот, — выдохнул, — через полтора часа вылет, я бы еще успел.