После значительных сомнений и колебаний, Лаборд согласился на этот план и на другое утро направился в отель господина Лоу, где виделся наедине со своей дочерью. Он заявил ей, что по многим причинам свадьба её с Коссаром, которому она дала обещание, не может откладываться долее. Видя, что его доводы производят лишь слабое впечатление, он прибавил:
— Даю тебе три дня на размышление. Если, по истечении этого срока я не встречу повиновения, ты больше мне не дочь. Вот моё твёрдое решение!
Отец уехал, оставив дочь в слезах. Затем он отправился к Коссару и сообщил ему о сделанном. Его будущий зять, казалось, был не вполне доволен таким распоряжением, но сказал:
— Я должен получить от Коломбы определённый ответ к тому сроку, который вы назначили — не могу больше откладывать свадьбы.
— Надеюсь, и не придётся откладывать. Над вами уж и так слишком много насмехались. Я прибег к отеческим увещаниям: Коломба не осмелится ослушаться их. Пойдёмте в отель Лоу в назначенный день, и я берусь предоставить её вам.
На другой день Лаборд получил известие, которое сильно встревожило его. Один директор, имя которого держалось в тайне, реализовал на большую сумму, и это дело теперь расследовалось. Услышав это, Лаборд немедленно направился к своему будущему зятю и предупредил его: но Коссар не выказывал тревоги.
— Пусть себе расследуют! Я не боюсь. Такого рода слухи распространяются каждый день. Против меня нет никаких улик. Я хочу уехать в провинцию, но вернусь завтра же вечером. А на следующее утро, в назначенный час, мы встретимся в отеле Лоу.
В этот промежуток времени Лаборд ни разу не видел дочери, полагая, что лучше не приходить к ней. Но он твёрдо решил достигнуть цели. В условленный час он явился и застал Коломбу вместе с Катериной Лоу.
— По просьбе Коломбы, я согласилась присутствовать при этой встрече, — сказала леди. — Она хотела, чтобы я передала вам её решение. Позволите мне сделать это.
— Нет, леди. Я должен слышать решение дочери из её собственных уст.
Будешь ты повиноваться мне, Коломба?
— Я не могу, — ответила она в отчаянии. — Ей-богу, не могу. О, дорогая леди Катерина, защитите меня, защитите! Вся моя надежда только на вас.
— С вашей стороны жестоко так обращаться с дочерью, господин Лаборд, — сказала леди. — Она повиновалась бы вам, если могла.
Лаборд однако был слишком возбуждён, чтобы слушать её. Он обратился к Коломбе:
— Я знаю, почему ты так противишься мне. Но брось думать о том, чтобы выйти замуж за Ивлина Харкорта. Я никогда не соглашусь на этот брак, никогда, клянусь!
Тут вошёл Лоу. Лаборд собирался уходить, но Лоу остановил его.
— Если не ошибаюсь, вы пришли переговорить о свадьбе Коссара и Коломбы?
— Да, я пришёл с этой целью, монсеньор.
— Так слушайте, что я скажу. Свадьба не может состояться. Коссар исчез. Мы разузнали, что он получил из банка сорок миллионов золотом и перевёл эту сумму в Лондон. По всей вероятности, он теперь на дороге туда, но сыщики идут по его следам, и, надеюсь, он не ускользнёт от них.
— Так этому негодному человеку вы хотели принести в жертву свою дочь! — воскликнула леди Катерина. — Но ещё не поздно загладить всё горе, которое вы причинили ей. Дайте ей мужа, какого хочет её сердце — Ивлина Харкорта!
— Не могу, — ответил Лаборд прерывающимся голосом. — Я только что поклялся, что никогда не соглашусь на этот брак.
И он торопливо покинул комнату.
Глава XXII. Шайка Горна и «мертворождённые»
Несмотря на признаки перелома, страстная игра в бумаги продолжалась с прежней силой: толпы народа на улице Кенкампуа не уменьшались. Пока бумажки принимались везде и могли доставлять все покупаемые за деньги удовольствия, миссисиписты не думали о звонкой монете и даже с презрением относились к ней. Имея, по-видимому, неисчерпаемый источник богатства, они не обращали внимания на расходы: роскошествуй, чего бы это ни стоило! Их расточительность была безгранична — вероятно, только при упадке Рима богачи жили так широко, как миссисиписты. Среди самых распущенных кутил Парижа выдавались граф Горн и два его неразлучных товарища, Миль и Этамп. Они проводили целые дни на улице Кенкампуа, а ночи в игорных домах и кабачках; их разгул и дикие выходки поражали всех. Одно время им везло в игре, и они беззаботно могли вести свою беспутную жизнь. Но расточительность, а затем проигрыши опорожнили их бумажники. Всякий раз, когда ощущалась нужда в деньгах, Миль обращался без колебаний к Коссару и никогда не получал отказа. Поэтому исчезновение директора было тяжёлым ударом для него. В довершение несчастья, это исчезновение совпало со временем, когда вся троица испытывала крайнюю нужду в деньгах.
— А приятель-то оказался порядочным плутом — удрал, не дав нам ни малейшего намёка о своих намерениях! — воскликнул Горн. — Он поступил с нами бесчестно.
— Мы должны как-нибудь посетить его в Лондоне и посмотреть, нельзя ли чего сделать с ним, — сказал Этамп. — А пока всё-таки наши кошельки пусты.
— Мы должны попросить вас, Миль, пополнить наши капиталы, — заметил Горн.
— Попробую сделать что могу.