Во всё это время злой рок преследовал графа Горна. Он был несчастлив и в своих сделках, и ещё более в игре. Если бы товарищи не были несколько счастливее его и не делили с ним выигрышей, он оказался бы в отчаянном положении. Между тем Миль, бродя по сен-жерменской ярмарке и ведя известную нам распущенную жизнь, свёл знакомство со многими беспечными кутилами, привычки и убеждения которых подходили к его собственным. Он составил из них шайку отчаянных молодцов, с помощью которой предполагал выполнить задуманный план оптового грабежа на улице Кенкампуа. А Горн, бывший в родстве со многими знатными домами в Нидерландах, встретив своего двоюродного брата, нидерландского принца, молодого герцога Аремберга, пригласил его поужинать в «Старом Волке», как назывался главный трактир на ярмарке, где можно было получить хорошие яства и превосходные вина, хотя и за самую чрезмерную цену Целая ночь прошла в весёлом пире: молодые кутилы соревновались, кто сможет выпить больше. Число осушенных ими бутылок было невероятно. Около шести часов утра молодцы поднялись из-за стола, готовые на всё, и вышли в сопровождении своих лакеев, которые несли бутылки шампанского и стаканы. Проблуждав по пустынным улицам ярмарки, растревожив своими криками жителей деревянных лавок, они направились к Новому Мосту. Здесь они остановились и приветствовали конную статую Генриха IV, выпив по стакану в память «поклонника женщин», затем двинулись к церкви Сен-Жермен-Оксеруа. Когда повесы вышли на площадь перед этим знаменитым зданием, красивейшим образчиком церковной архитектуры в Париже, им повстречалось печальное шествие: к церкви тихо направлялись носилки с гробом, окружённым светильниками.
— Кого хоронят? — спросил Горн у одного старика, который стоял на коленях на пути похорон. — Кто найдёт здесь последний приют, эй, ты, шут?
— Это прокурор, сьер Нигон. Он обыкновенно жил у того монастыря.
— Как! Мой старый друг Нигон! — воскликнул Горн, который никогда и не слыхал о покойном прокуроре. — Бедный товарищ! Я должен сказать ему последнее прости.
С этими словами он бросился вперёд и, став на дороге, приказал носильщикам остановиться и поставить на землю свою ношу.
— Не мешайте нам при исполнении наших обязанностей! — сказал священник, человек почтенной наружности с выражением кротости на лице. — Отойдите, дайте нам дорогу!
Но шайка буянов, сопровождаемых лакеями, окружила носилки. Граф, сдёрнув покрывало, открыл страшное лицо мертвеца.
— Ах, мой бедный Нигон! — вскричал он. — Узнаю тебя. Итак, ты был настолько глуп, что умер, да? Что же было причиной твоей смерти? Жажда, без сомнения. Жажда убивает всех нас: я сам умер бы, если бы не пил. Пей же, мой милый!
И, взяв стакан шампанского из рук слуги, он приставил его к трупу.
— Повторяю, — вопил Горн. — Мой дорогой друг Нигон умер от жажды. Он должен чего-нибудь выпить. Если вы не позволяете мне дать ему вина, я дам ему воды.
С этими словами он вскочил на носилки и, сев верхом на гроб, схватил кропильницу и вылил её содержимое на лицо покойника.
— Ужасное святотатство! — воскликнул священник, поражённый ужасом. — Ты, несчастный, будешь лишён спасения, проклятие церкви падёт на тебя и твоих безбожных товарищей.
Оскорблённая кощунством толпа набросилась на молодых людей и обезоружила их. Спутники священника оттащили Горна от носилок. В схватке свечи потухли, и покрывало было сильно изорвано. Желая прекратить беспорядок и заботясь о молодых богохульниках больше, чем они заслуживали, добрый священник приказал сейчас же внести гроб в церковь, что и было исполнено без дальнейших препятствий.
Едва гроб был пронесён в двери храма, как на площади показался разносчик, громко крича о новой чеканке серебряных крон, которые в насмешку были прозваны «мертворождёнными» (les enfants mods nes). Услышав это, Горн с товарищами подошли к разносчику и, запасшись экземпляром указа, направились к церкви. Толпа последовала за ними, желая увидеть, что произойдёт К счастью для себя, здесь герцог Аремберг упал в бесчувственном состоянии от выпитого вина и был унесён лакеями. Горн и двое остальных, войдя в церковь, спокойно стояли в одном из приделов храма до тех пор, пока священники и хор не начали панихиды. Тут они вышли вперёд и пропели громким голосом заглавие и содержание указа. Такая дерзкая выходка не могла продолжаться. Служба немедленно была прекращена, и происшествие окончилось появлением полицейских, которые взяли нарушителей порядка под стражу и представили господину Машо, главному начальнику полиции. Он спровадил их в Бастилию.
Когда регенту передали подробности происшествия, он расхохотался от всей души, но Лоу, находившийся у него в то время, покачал головой и сказал, что это — зловещий случай, как бы предзнаменование какого-то ужасного бедствия.
— Ба! Вы недовольны, потому что пропели панихиду над «мертворождёнными», как называют миссисиписты ваши новые экю? — засмеялся регент — Неделя в Бастилии будет достаточным наказанием за эту обиду.