Читаем Джон Лоу. Игрок в тени короны полностью

— Уже около шести. Мы назначили свидание на семь. Если не окажемся точными, можем упустить этого человека.

— Я думал, что убийство уже произошло, — ответил Горн с мрачным взглядом. — Мне снилась ужасная борьба.

— У вас был кошмар, вот и всё, — возразил Миль и принялся будить Этампа.

— Я не хотел бы, чтобы вы меня вмешивали в это дело, — сказал тот, содрогаясь. — Храбрость покинула меня. Да и самое дело это теперь мне нравится ещё менее, чем прежде.

— Нет, вы должны пойти с нами, — сказал Миль настойчиво. — Будьте таким, как всегда, отбросьте нерешительность. Дело скоро уладится. Ваш кинжал при вас? — прибавил он тихо Горну.

— Да, у меня, — ответил тот, ощупывая жилет.

Они направились к Новому Мосту, который перешли, и продолжали путь по набережной Межиссери, откуда повернули в улицу Сен-Дени. К тому времени Горн и Миль, у которых были железные нервы, уже совсем оправились от последствий разгульной ночи и двигались вперёд бодрым шагом, но Этамп шёл нетвёрдой походкой, так что его товарищи часто останавливались, поджидая его. Хотя наружность всех трёх носила следы беспорядочно проведённой ночи, это нисколько не вызывало удивления: на улицах находилось много других молодых людей такого же потрёпанного вида. Завернув в улицу Обри-ле-Буше, приятели прошли через решётку, которая недавно была открыта, и вошли в улицу Кенкампуа. Здесь даже в этот ранний час было много народу, и дела уже начались. Некоторые маклера обращались к ним с предложением паёв, но они не обращали на них внимания и проходили мимо. Скоро они достигли Венецианского переулка.

На отдалённом конце этой улицы, не имевшей выхода, известной теперь под названием Венецианского Тупика, находилась «Деревянная Шпага» — третьестепенный кабачок, гораздо худший, чем трактиры на улице Кенкампуа и посещаемый только миссисипистами низшего разряда. Миль избрал его местом для свидания потому, что здесь не знали ни его самого, ни его сообщников. В переулке было немного народу, так что они могли свободно двигаться вперёд и вскоре достигли «Деревянной Шпаги». Лакруа ещё не при шёл. Но у дверей кабачка стояли два человека, в которых они признали ирландцев, обчищенных ими несколько месяцев тому назад. Встреча была крайне неприятна, но делать было нечего: они ответили на приветствия, обращённые к ним гибернийцами[113], вид которых означал решительную измену счастья. К тому времени ирландцы достаточно познакомились с французским языком, так что их можно было понимать. Они обменялись с Горном и его друзьями несколькими словами. Тут на улице показался Лакруа. Миль пошёл ему навстречу.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, месье? — спросил Лакруа.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответил Миль. — Скорее, это мы пришли немного раньше назначенного времени. Войдёмте в дом и заключим сделку. Надеюсь, вы не забыли своего бумажника? — заметил Миль, принуждённо смеясь.

— Не беспокойтесь, месье, он при мне, — проговорил Лакруа, дотрагиваясь до бокового кармана.

Они вошли в кабачок. Миль, позвав слугу, приказал заготовить отдельный номер. Пока тот отводил их в комнату на первом этаже, они опять встретили ирландцев, которые сказали им, что находятся на втором этаже и будут счастливы видеть их после того, как они кончат свои дела. Проклиная их в душе, Миль обещал зайти к ним, и ирландцы, к его большому облегчению, удалились.

Комната, которую указали им, была плохо меблирована. Миль обратился к слуге:

— Нам предстоит уладить важное дело с этим господином, и мы желаем, чтобы нам не мешали. Приготовьте завтрак, очень хороший завтрак, слышите? Но не подавайте его на стол, пока не позвоним.

— Господин может быть уверен, что завтрак будет превосходный.

— Но помните! — крикнул Миль. — Чтоб нам не мешали ни в каком случае.

Слуга кивнул головой. Как только он ушёл, Лакруа начал расчёт на клочке бумаги. По знаку, данному Милем, Этамп вышел из комнаты и встал на лестнице за дверьми. Наступила минута для действия. Убийцы, пристально следя за своей жертвой, приблизились к ней.

— Я вижу, вы занимаетесь вычислениями, господин Лакруа, — сказал Миль. — Найдётся ли у вас достаточно денег, чтобы заплатить нам за 25 паёв по 16 000 ливров каждый?

— Я скажу вам через минуту. Я хочу сделать вам предложение относительно паёв, которое, надеюсь, встретит ваше одобрение. Но прежде позвольте окончить мои расчёты.

Пока он занимался этим, Миль перегнулся через его плечо и, внезапно схватив два конца скатерти, которою был накрыт стол, окрутил ею голову Лакруа так туго, что тот не мог кричать, а Горн три или четыре раза вонзил кинжал в грудь несчастного. Но, несмотря на усилия убийц заглушить крики несчастной жертвы, несколько ужасных стонов вырвалось из груди Лакруа. Эти стоны, вместе с топотом ног и падением нескольких предметов, опрокинутых в отчаянной борьбе, достигли слуха Терри, который находился в верхней комнате и внимательно прислушивался. Он пришёл к заключению, что совершено какое-то страшное дело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза