Джон Лоу. Игрок в тени короны

Отослав арестантов в Гран-Шатле, Машо отправился в отель Лоу, где добился свидания с генерал-контролёром. Затем он поехал в Пале-Рояль осведомиться о намерениях регента относительно графа де Горна. Регент заявил, что правосудие должно совершиться. Вскоре после того Лоу был принят регентом. Вследствие заявления генерал-контролёра регентом был послан приказ председателю суда в Гран-Шатле, предписывающий, чтобы дело о двух убийцах, застигнутых на месте преступления, было назначено к разбору без задержек. Во исполнение этого приказа судебное разбирательство началось на другой же день. К тому времени Горн вполне вернул свою самонадеянность, уговаривая себя, что он обладает достаточным влиянием, чтобы спастись от наказания за преступление. Что касается Миля, то он не придерживался такого убеждения, но его природная смелость не покидала его, и он не выказывал предчувствия исхода дела. Поведение обоих было легкомысленным — казалось, они совершенно не чувствуют ужаса преступления, в котором их обвиняют. Это вызвало негодование и укоризны судей.

После долгого, терпеливого разбирательства, оба были признаны виновными и приговорены к колесованию на Гревской площади, на шестой день после убийства. Этот страшный приговор не произвёл большого действия на преступников по той простой причине, что ни один из них не думал, что он будет приведён в исполнение.

— Не падайте духом, — шепнул Горн своему товарищу по преступлению. — Это только формальность. Мы не будем служить зрелищем для народа на Гревской площади. Мои друзья обещали мне добиться прощения от регента.

Тут они были разъединены солдатами и отведены обратно в свои камеры.

Глава XXVI. Неумолимый регент и преступник в «Раю»

Убийство Лакруа вызвало много шума и волнений в Париже. То обстоятельство, что такое дерзкое преступление было совершено днём, в общественном месте, в нескольких шагах от переполненной толпой улицы Кенкампуа, где можно было слышать крики жертвы, встревожило всех игроков. Дела на улице Кенкампуа почти совсем замерли. Маклеры чувствовали себя в опасности в своих конторах; банкиры и менялы закрыли свои учреждения; миссисиписты не осмеливались носить с собой бумажники. На многих молодых людей, про которых знали, что они — товарищи Горна, смотрели подозрительно. Хотя такое преступление было отвратительно для знати так же, как и для всех других классов общества, однако осуждение графа де Горна на казнь, как простого мошенника, явилось ударом для всего высшего сословия. Были попытки предупредить правосудие и скрыть виновников преступления, но разбирательство шло с такой быстротой, что они потерпели неудачу. Зала суда была наполнена персонами самого знатного происхождения, среди которых были герцоги Шатильон и Аремберг, принц Робек-Монморанси и маршал Изингьен — все четверо близкие родственники графа Горна. Присутствие этих лиц и внушило несчастному молодому человеку уверенность в том, что ему удастся избегнуть исполнения приговора. Приговор, вынесенный их обесчещенному родственнику, являлся для этих гордых аристократов личным унижением, которого они не могли снести; остальные вельможи разделяли их чувства. Выйдя из суда, они собрались на общее совещание и решили, чтобы Монморанси и прочие родственники рода Горнов немедленно повидались с регентом и добились от него или прощения их несчастного родственника, или смягчения приговора.

Когда это было передано Джону Лоу, он на следующий день, рано утром, добился свидания с регентом и умолял его не уступать, так как ужасное свойство преступления настоятельно требует чтобы приговор был приведён в исполнение.

— Величайший страх объял всех владельцев банковых билетов, — говорил он. — Мы должны для всеобщего успокоения поступить с преступниками с примерной строгостью. Если только граф Горн и его соучастник в преступлении не будут казнены, для богатых людей в Париже не будет никакой безопасности. Умоляю Ваше Высочество остаться непреклонным.

— Я согласен с вами, — произнёс регент. — Такое преступление не должно пройти безнаказанным. Я останусь глух ко всем просьбам, кто бы ни был просителем.

Как только Лоу удалился, принц Монморанси и герцоги Шатильон и Аремберг, вместе с маршалом Изингьеном, попросили свидания с регентом и сейчас же были допущены.

Филипп принял их с большой внимательностью, выказывая своим обращением расположение к ним.