Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Вы должны приготовиться к самому худшему, — ответил Монморанси. — Регент неумолим. Мы не просили даже о помилование а только о смягчении приговора, осудившего вас на казнь. Но Его Высочество отказал и в этом.

— В таком случае, я должен умереть? — почти взвизгнул Горн.

— Без сомнения, — ответил Изингьен. — И, что ещё важнее, вы заслуживаете смерти.

— А, вы предали меня! — вскричал Горн. — Вы просили регента не пощадить меня, а казнить. Вы — предатели! Но я найду других, которые сумеют подступиться к Его Высочеству.

— Не тешьте себя напрасными надеждами, — серьёзно сказал Монморанси. — Вы совершили страшное преступление, за что и заслуживаете смерти, к которой приговорены.

Горн закрыл лицо руками и несколько минут оставался безмолвным. Затем дрожащими губами, прерывающимся голосом он воскликнул:

— Спасите меня! О, спасите от этой позорной смерти!

— Есть одно только средство избегнуть её — вот оно! — сказал Монморанси, подавая небольшую склянку.

— Что это? — воскликнул Горн. — Яд?

— Выпейте это, — и вы избегнете позорной смерти и спасёте семью от бесславия, — сказал Изингьен. — Наше поручение выполнено.

— Постойте! — крикнул Горн. — Возьмите яд! Я не убью себя таким образом. Я не верю вам. Вам нужно освободиться от меня. Регент никогда не позволит, чтобы его родственник был казнён.

— Не надейтесь! — возразил Монморанси. — Если вы не прибегнете к средству, которое мы предлагаем, вам предстоит колесование.

— Я не могу принять его! — крикнул Горн, всовывая склянку в руки Монморанси.

— Что? — воскликнул надменно принц. — Вы настолько трусливы, что боитесь смерти? Вы хотите навлечь позор на всю вашу семью и родственников? Стыдитесь, стыдитесь!

— Но я не умру! — воскликнул несчастный молодой человек. — Регент помилует меня.

— Сумасшедший! У вас нет другого выбора, как яд или позорная смерть. Если вы изберёте последнее, нам здесь более нечего делать. Вы уже больше не увидите нас.

Они повернулись спиной к нему.

— Вы позор для вашей благородной семьи и достойны только смерти на колесе! — воскликнул Изингьен, смотря на него с отвращением.

Затем, приказав тюремщику отворить дверь, они вышли из камеры, оставив Горна в полном отчаянии.

Глава XXVII. Последние минуты злодеев

Известие о варварском убийстве Лакруа произвело на Лаборда потрясающее действие. Он, понятно, взваливал на себя вину за гибель этого несчастного. С ним сделался припадок, он упал без чувств. Случившийся тут старый Дельмас, который сообщил ему эту ужасную новость, тотчас разыскал врача, что и спасло Лаборда от последствий удара. Однако в течение двух дней выздоровление считали безнадёжным: всё это время он бредил. На утро третьего дня наступило улучшение. Старик заснул на несколько часов и проснулся ободрённым. Туча, которая застилала его ум, несколько рассеялась. Прежде всего взор его упал на дочь, которая сидела у кровати, наблюдая за больным: неподалёку стоял старый Дельмас. Хотя мысли Лаборда были ещё спутаны, он заметил всё-таки, что Коломба сильно изменилась: лицо её носило следы глубокого душевного страдания.

— Что с тобой, дитя моё? — спросил он слабым голосом. — Что случилось?

— Не спрашивайте, батюшка, — отвечала она. — Вы были нездоровы. Вам теперь лучше?

— Да, я чувствую себя лучше, гораздо лучше. Только голова ещё в тумане. Я знаю, что произошло какое-то страшное несчастье. Не скрывайте!

Коломба не отвечала: она отвернулась, чтобы скрыть слёзы. Вдруг Лаборд припомнил ужасную истину и, приподнимаясь на кровати, крикнул голосом, напугавшим дочь и старого Дельмаса:

— Ваши предосторожности напрасны! Черти назойливо твердят мне в уши, что я — отец убийцы.

— Успокойтесь, успокойтесь, ради бога! — воскликнул подбежавший к постели Дельмас, с трудом сдерживая его. — Ведь если у вас дурной сын, зато у вас есть лучшая из дочерей. Коломба — ангел, она не отходила от вас двое суток.

— Вы правы, Дельмас, — сказал Лаборд, на которого слова старого слуги произвели немедленное действие. — Коломба! Если я обращался с тобой нехорошо, дай только выздоровею, и тогда поправлю всё.

— О, не думайте обо мне, дорогой батюшка! Вы должны думать о преступном Рауле. Над ним состоялся суд, и его приговорили к... к...

Она не могла окончить приговора.

— Он присуждён к колесованию, — докончил Дельмас. — Через три дня этот страшный приговор будет приведён в исполнение на Гревской площади.

— Ужасно! — воскликнул Лаборд, падая опять на постель со вздохом. — И я сам не чист в этом ужасном деле.

— Вы, отец? Невозможно! — воскликнула Коломба.

— Вы бредите, сэр, — прибавил Дельмас.

— Нет, теперь мои мысли ясны. Повторяю, я служил бессознательным орудием убийства бедного Лакруа. Я послал его помочь Раулю, и при исполнении моего поручения его постигла эта страшная участь.

— Это действительно печальное и странное усложнение дела, — сказала Коломба. — Но ведь цель у вас была хорошая. Может быть, вам послужить утешением весть, что Рауль был судим под именем Лорана Миля и не был признан вашим сыном.

— Для меня это не имеет значения, но для тебя очень важно, и я доволен.