— Мне кажется, следовало бы сообщить ужасную истину господину Лоу и леди Катерине, — промолвила Коломба. — Нечего и говорить, что это вызовет их глубокое сочувствие.
— Ради тебя я желал бы, чтоб истина была скрыта и от них.
— Я уж покончила с миром, батюшка. Я скрою своё горе в монастыре.
— Нет, нет! Я богат, ты выйдешь замуж за Ивлина и будешь счастлива.
— Теперь этого не может быть, — горестно произнесла дочь. Послышался стук в дверь. Дельмас вышел и тотчас же вернулся, возвещая, что господин Лоу в соседней комнате. Затем вышел сам генерал-контролёр. Он приблизился к больному, сел на стул, который уступила ему Коломба, и выразил своё соболезнование словами:
— Я убедительно просил бы вас, если только у вас есть силы, сейчас же уехать в мой замок Германд, где вы можете оставаться, пока не восстановите вполне своего здоровья. Вас отвезёт туда моя карета.
Видя, что Лаборд колеблется, он продолжал:
— Германд, как вы знаете, находится на расстоянии нескольких лье от Парижа, и поездка не сильно утомит вас. Дорогой вам станет лучше. Коломба! — обратился он к дочери Лаборда. — Вы должны приготовить отца к немедленному отъезду.
— Я послушаюсь вас, месье, — ответил Лаборд. — Я чувствую, что это лучше всего. Но я должен перед отъездом видеть моего несчастного сына.
— Ни в коем случае! — воскликнул Лоу. — Свидание не принесёт ничего хорошего и только причинит вам ненужные страдания.
— Я ведь его отец, монсеньор. Я знаю тяжесть его преступления, знаю, что он не заслуживает милости, но... Есть ли какая надежда?
— Никакой. Приговор непременно будет приведён в исполнение. Оттого я и прошу вас, ради вас самих и ради вашей дочери, сейчас же уехать в Германд и не подвергать себя напрасным страданиям. Почему вы не отговариваете отца от его опасного решения, Коломба?
— Потому что я думаю, что ему следует повидаться с моим несчастным братом. Я пойду с ним в тюрьму.
Видя, что их не разубедить, Лоу сказал:
— Через час моя карета будет здесь и отвезёт вас в Гран-Шатле. Я пошлю вам пропуск к заключённому. После свидания вы можете сейчас же отправиться в Германд, где, надеюсь, проведёте несколько недель.
— Я не думаю, что мне осталось жить много недель, монсеньор, — прошептал Лаборд. — Но от души благодарю вас за вашу заботу.
Сердечно пожав бедному старику руку, Лоу вышел из комнаты.
Через час приехала карета. Лаборд с дочерью направились в Гран-Шатле, где пропуск, посланный Джоном Лоу, обеспечил им немедленный доступ к заключённому. Когда они вошли в комнату, почти такую же, как «Рай» Горна, Миль обнаружил некоторое смущение, но почти сразу вернул себе самообладание. Но бедный Лаборд не мог перенести вида сына. Он опустился на единственный стул, находившийся в камере, и несколько мгновений не мог проговорить ни слова.
— Надеюсь, вы проведёте несколько оставшихся у вас на земле дней в раскаянии и молитве, Рауль, — сказала Коломба. — Но сначала попросите прощения у своего отца, которому вы причинили столько горя.
— Я не могу теперь ни перед кем преклонять колен, — упрямо возразил Миль. — Отец — виновник всего происшедшего. Если б он дал мне денег, когда я просил у него, этого не случилось бы.
— У меня были важные причины для отказа, — ответил Лаборд. — Но я хотел дать вам денег Узнайте, несчастный преступник, что бедный Лакруа, которого вы так безжалостно умертвили, был моим агентом и получил от меня поручение дать вам денег Бумажник, который вы похитили от него, был мой, да мой! Если б вы подождали несколько минут, вам не пришлось бы совершать этого ужасного поступка.
— Неужели? — воскликнул сын, которого изумило это известие. — Но как я мог отгадать, что Лакруа был вашим агентом? Вам не следовало идти окольным путём, чтобы помочь мне — если б вы дали мне деньги сейчас же, я не сидел бы теперь здесь.
— О, Рауль, как тяжело мне видеть, что вы не каетесь! — воскликнула Коломба. — Если вы так зачерствели сердцем, то погибнете навсегда.
— Я не ханжа и не буду притворно раскаиваться, когда не чувствую, не могу чувствовать. Я не хочу умирать: жизнь приятна. И если б моя жизнь не была прервана таким безжалостным образом, я наслаждался бы ещё много лет.
— Наслаждения, наслаждения без конца! — воскликнула Коломба. — Ваша ненасытная страсть к наслаждениям погубила вас.
— Жизнь не стоит ничего без наслаждений, — возразил Рауль. — Впрочем, я не боюсь смерти. Но колесование! Это — ужасное наказание. Я всегда хвастался своим телом и не хочу, чтобы оно было раздроблено на части. Вы что-то принесли мне, Коломба?
— Вот благочестивая книга, которую я прошу вас внимательно прочитать, — сказала она, подавая ему небольшой томик.
— Я не нуждаюсь в этом, — ответил он, откидывая с пренебрежением книгу. Затем, подойдя ближе к ней, он тихо спросил: — Не принесли ли вы мне чего-нибудь, что избавило бы меня от колесования?
— Нет, — ответила она, задрожав. — Вы думаете, что я дам вам средство покончить с собой?
— Почему же нет? — ответил он почти яростно. — Это было бы самым приятным подарком для меня. Но так как вы пришли с пустыми руками, то можете избавить меня от своего присутствия.