Мы не намерены описывать последовавшее затем ужасное зрелище. К счастью, это страшное наказание, введённое в Париже в царствование рыцаря Франциска I, уже давно отменено. Можем только упомянуть, чтобы показать жестокость этой пытки, что преступника никогда не убивали сразу. В данном случае известно, что после того, как палач окончил свою варварскую работу над Горном и раздробил его красивые члены, несчастный молодой человек оставался в предсмертных судорогах целых полтора часа, прежде чем смерть прекратила его мучения. Милю пришлось страдать гораздо меньше. Один из помощников, которому заплатили за это, бросил конец верёвки, привязывавшей шею преступника к колесу, между досками. Кто-то схватил верёвку снизу и затянул её: Миль почти задохнулся прежде, чем палач начал свою работу. Рука, которая потянула верёвку и тем освободила молодого человека от дальнейшего мучения, была рукой старого Дальмаса.
Регент, который присудил отдать отобранное у несчастного Горна имущество его брату, принцу Максимилиану, получил от него следующее презрительное письмо:
Глава XXIX. Передряги миссисипистов и роковой указ
Дикое преступление, совершенное Горном и его товарищами, дало Джону Лоу предлог прекратить всякие сделки на бумаги, которые, благодаря уловкам миссисипистов, игравших теперь на понижение, стали вредно отражаться на Системе. С этой целью он издал указ, воспрещавший всем вообще собираться на улице Кенкампуа для торговли акциями, а банкирам или маклерам — держать там конторы. После обнародования этого указа, миссисиписты по-прежнему собрались было на улице Кенкампуа, но были вытеснены оттуда солдатами. Все конторы были закрыты. И улица, бывшая недавно самой деловой и шумной, стала молчаливой и пустынной. Тем не менее Лоу видел невозможность целиком загасить огонь, который он сам зажёг. Страсть к игре ярко, как и прежде, пылала в груди дельцов. Изгнанные из своего излюбленного места свиданий, миссисиписты, разбившись на группы, встречались на Площади Побед, на Железной улице, на набережных и в других местах; и несмотря на то, что стража немедленно рассеивала их, им удавалось всё-таки вести свои дела по-прежнему.
Видя, что первый указ не достиг цели, Лоу издал новый, ещё более строгий, в котором воспрещались все собрания, имевшие целью сделки на процентные бумаги, где бы они ни происходили, под угрозой заключения в тюрьму и штрафа в 3000 ливров. Но и этот указ нарушался так же дерзко, как первый. Миссисиписты оказывали решительное сопротивление всякому, кто мешал им. Джону Лоу пришлось, в конце концов, уступить, хотя и с великой досадой. Законным местом для собраний была назначена Вандомская площадь.
Это новое место для сделок во всём походило на улицу Кенкампуа. Миссисиписты значительно выиграли в удобствах и роскоши при этой перемене тесной, запруженной народом, улицы на просторную открытую площадь. По всей поверхности великолепной Вандомской площади рядами тянулись палатки, что производило новое и красивое впечатление и услаждало взоры любящих удовольствия парижан, которые толпами стекались туда, как на ярмарку. Около половины палаток были заняты банкирами и маклерами с улицы Кенкампуа. Другая половина, помещения которой стоили не дешевле, чем в самых больших и красивых домах, была отдана в наймы рестораторам, торговцам дорогими тканями, ювелирам и продавцам всевозможных украшений. Хотя полиция и следила за спокойствием сходок, на Вандомской площади часто происходили столкновения, так как здесь собиралась беспорядочная толпа из лиц обоего пола. Эти столкновения вызывали столько шуму, что Лоу и здесь прекратил собрания, перенеся их в другое место. Читатель, может быть, помнит, что среди обширных владений Джона был отель Суассон, который он купил за крупную сумму у принца Кариньяна. В саду, примыкавшем к этому дому, Лоу велел выстроить шестьсот деревянных домиков и сдавал их по высокой цене банкирам, маклерам, рестораторам, содержателям кофеен, трактиров, игорных домов и различным торговцам, которые продавали предметы необходимости и роскоши миссисипистам. Наш спутник Дюгошан так описывает эту любопытную местность: