Джон Лоу. Игрок в тени короны

В полдень улица Кенкампуа была наиболее оживлённой. Начиная от железной решётки на улице Обри-ле-Буше, через которую пропускались только знатные лица, до ворот на улице Медведей, откуда входил простой народ, каждый клочок земли был занят. Толпа, наполнявшая улицу, по обыкновению состояла из лиц всех классов общества, смешавшихся вместе без различия. Царил сильный гам, среди которого слышались крики маклеров и игроков, которые могли быть понятны только лицам, посвящённым в дела. Квитанции, всевозможные акции «матушки, дочки, внучки, пятисотки» — всё это предлагалось и с ходу покупалось. Бумажники, набитые банковыми билетами, в минуту становились пустыми и в минуту же наполнялись. Золото принимали с неудовольствием, а серебро презрительно отвергали. Вообще сделки производились очень шумно, часто влекли за собой ссоры, но все серьёзные споры сейчас же пресекались. На балконах некоторых домов, на одной стороне тесной улицы, сидели дамы в пышных нарядах, которые, по-видимому, чувствовали живой интерес к происходящему внизу, среди шумной толпы. Некоторые из них держали в руках таблички, подобно нынешним памятным книжкам для сделок, куда они вносили свои покупки. Миссисиписты передавали им паи с помощью расщеплённого прута. Разносчики новостей беспрерывно шныряли в толпе, выставляя наверх свои объявления и выкрикивая последнее распоряжение монсеньора Лоу. Все конторы были переполнены своими завсегдатаями. Спрос на места был столь велик, что счастливый сапожник, сделавший из своего маленького сарая контору, зарабатывал уже по 50 ливров за каждый из своих стульев. Потребности миссисипистов вызвали к жизни новый род торговли, оказавшийся очень выгодным. Один маленький горбун, именем Тибо, но прозванный Эзопом[98] нажил порядочную сумму продажей карандашей и записных книжек. Однажды ему пришла в голову мысль пустить в оборот свой горб, предлагая его в качестве стола тем, которые хотели бы записать свои сделки. Сначала хитрый горбун довольствовался одним ливром за такую услугу, но скоро возвысил плату и в конце концов выручил за такое занятие 150 000 ливров. Успех маленького Эзопа, разумеется, возбудил соперничество, но только один человек мог состязаться с ним — то был старый солдат Марсиаль, отличавшийся широтой спины.

Все кофейни и прочие общественные места были запружены народом. В отеле «Луизиана» (так назывался главный ресторан на улице Кенкампуа), в комнате нижнего этажа, окна которой выходили на улицу, утром этого дня сидели трое изящно одетых миссисипистов. Остатки мясного завтрака, стоившего по 300 ливров на брата, да три-четыре пустых бутылки от шампанского и бургундского лежали на столе перед ними. Теперь они помогали своему пищеварению душистым кофе, привезённым с острова Бурбон[99], и если бы курение было в такой моде, как теперь, каждый из этих господ, без сомнения, держал бы в зубах сигару. Трое миссисипистов были граф Горн, шевалье Этамп и капитан Миль.

— Ей-богу, улица Кенкампуа — прекрасное место! — сказал Миль. — Здесь мы встречаем всех красавиц Парижа и можем пристать к герцогине так же свободно, как к какой-нибудь хористке Оперы. Для меня это главная приманка.

— Полно! — воскликнул Этамп. — Что бы вы там ни говорили, а главная приманка тут для вас, как и для всякого, игра в акции. Мы все игроки, и, пока я не испытал этого нового удовольствия, я не знал, что такое возбуждение.

— Это верно. Я и представлял себе рай в виде такой игры, участницами которой являются красивый женщины. Хотелось бы думать, что это будет длиться вечно. Лоу — великий человек, очень великий человек. Мы всем этим обязаны ему. Эта чудесная улица — его создание. Он собрал всю эту толпу. Он наполнил наши карманы деньгами, утроил наши средства для увеселения, дал нам все те роскошества, о которых прежде мы напрасно вздыхали. Да, Лоу — очень великий человек. Пусть он живёт вечно, и пусть непрерывно выпускает новые паи!

— И пусть мы будем здесь, чтобы покупать их! — воскликнул, смеясь, Горн. — Какое чудесное изобретение эти бумажные деньги! Удивляюсь, как не додумались до этого раньше.

— Я никогда не думал, что буду жить без золота, — сказал Этамп, — а теперь смотрю с презрением на луидор.

— Да, имейте при себе бумажник, всегда туго набитый банковыми билетами, вот в чём дело! — заметил Миль. — Повторяю, Лоу — настоящий гений. Посмотрите, как он обогатил весь Париж! А что касается до миссисипистов, то их роскошь невероятна. Если они умеют живо делать деньги, зато умеют и живо тратить их. Возьмём ужины регента: они очень хороши, но настоящую оргию может устроить только миссисипист чистой воды.

— Эх, если б нам выиграть миллион! Мы устроили бы пир Вальтасара[100]! — воскликнул Горн. — Кстати, об ужинах. Как вас угостил вчера Коссар?