Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Они не успели спросить, куда она бежит. Следующие полчаса прошли в титанической борьбе со стихией: Миникелло пытался закрыть ставни, Бонифация в темноте искала свечи, а тетушка Грейстил вспомнила, что итальянское слово, которое она использовала, имея в виду «ставни», на самом деле означает «пергамент». То и дело каждый из троих выходил из себя. Зазвонили все колокола, ибо, согласно поверью, они (будучи освященными предметами) разгоняют грозу (насылаемую дьяволом), однако тетушка особого улучшения не заметила.

Наконец дом был огражден от ливня – или почти огражден. Тетушка оставила Бонифацию и Миникелло завершать работу и, забыв, что Флора на ее глазах выбежала из гостиной, вернулась туда со свечой. Флоры в гостиной не оказалось. Тетушка отметила, что Миникелло не закрыл в этой комнате ставни.

Она поднялась в спальню Флоры – там племянницы не было. Не было ее ни в столовой, ни в тетушкиной спальне, ни в маленькой послеобеденной гостиной. Флоры не было ни в кухне, ни в вестибюле, ни в каморке садовника.

Тетушка Грейстил не на шутку разволновалась. Безжалостный внутренний голос принялся нашептывать ей, что неприятности с женой Джонатана Стренджа начинались так же – она вышла из дома в ненастье.

«Но тогда шел снег, а не дождь, – твердила себе тетушка. Обходя дом в поисках Флоры, она без конца повторяла: – Снег, а не дождь. Снег, а не дождь». Затем ей в голову пришла новая мысль: «А что, если Флора в гостиной? Я просто не заметила в темноте, а она любит сидеть тихо, как мышка. Должно быть, я ее не заметила».

И тетушка Грейстил вернулась в гостиную. Молния осветила комнату, выбелив стены, а мебель сделав серой, словно из камня. Внезапно тетушка поняла, что находится в комнате не одна – женщина, но не Флора, стояла напротив, сжимая в руке подсвечник. На женщине было черное, старомодного кроя платье, лицо скрывалось в тени.

Тетушка похолодела.

Вслед за раскатом грома упала тьма, только горели две свечи, но странным образом свеча в руках женщины ничего не освещала. Еще удивительнее было ощущение, будто гостиная расширилась и женщина с подсвечником стоит далеко-далеко от тетушки Грейстил.

– Кто здесь? – воскликнула тетушка.

Ответа не последовало.

«Должно быть, – подумала тетушка, – она итальянка. Мне следует обратиться к ней на ее родном языке. Вероятно, из-за грозы она по ошибке зашла в чужой дом». Однако как на грех тетушка не могла вспомнить ни одного итальянского слова.

Вновь сверкнула молния. Неизвестная женщина стояла на прежнем месте.

«Это призрак жены Джонатана Стренджа!» – сообразила тетушка. Она сделала шаг вперед. Женщина тоже шагнула вперед. Внезапно тетушку осенило. Зеркало! Испугаться собственного отражения! Облегчение было так велико, что она чуть не расхохоталась, но радовалась она рано: в этом углу гостиной зеркала прежде не было.

Следующая вспышка молнии осветила зеркало. Безобразное и совершенно не подходящее гостиной по размеру. Тетушка была уверена, что видит его первый раз.

Тетушка Грейстил выбежала из комнаты – ужасное зеркало мешало ей сосредоточиться. На середине лестничного пролета она услышала какие-то шорохи, доносившиеся из спальни Флоры. Она открыла дверь и заглянула внутрь.

При свете свечи Флора через голову стягивала с себя платье. Платье промокло до нитки. Нижняя юбка и чулки находились не в лучшем состоянии. Туфли валялись на полу, совершенно испорченные дождевой водой.

Флора смотрела на тетушку со смешанным выражением вины, смущения, вызова и иных чувств, которые трудно описать.

– Пустяки! Пустяки! – воскликнула она.

Вероятно, она торопилась ответить на невысказанные тетушкой вопросы, но та лишь всплеснула руками:

– Ах, дорогая! Где ты была? Зачем вышла на улицу в такую погоду!

– Я… я ходила за нитками для вышивания.

Видимо, на лице тетушки было написано такое изумление, что Флора добавила:

– Я не знала, что дождь зарядит надолго.

– Должна сказать, дорогая, ты поступила неразумно. Но ты, наверное, очень напугалась? Оттого и плакала?

– Плакала? Нет! Вы ошибаетесь, тетушка. Я не плакала. Это все дождь.

– Но ведь ты…

Тетушка Грейстил запнулась. Она хотела сказать: «Ты и сейчас плачешь», но Флора замотала головой и отвернулась. Зачем-то девушка скрутила шаль в узел, и тетушка невольно подумала: если бы Флора накинула шаль на плечи, то не вымокла бы так сильно. Размотав шаль, девушка достала бутылочку, до половины наполненную янтарной жидкостью, открыла шкафчик и поставила бутылочку внутрь.

– Ах, Флора, ты не представляешь, что случилось! Право, не знаю, как начать, но там… там зеркало…

– Знаю, – отвечала Флора. – Это мое зеркало.

– Твое? – Тетушка потеряла дар речи. Немного придя в себя, она не нашла ничего лучшего, чем спросить: – А где ты его купила?

– Точно не помню. Должно быть, зеркало только что доставили.

– Какой глупец станет возиться с зеркалом в такую грозу? А если такой и найдется, разве не должен он сначала постучать в дверь, а не прокрадываться тайком?

На этот весьма разумный вопрос Флора не нашлась что ответить.