Джентльмен схватил Стивена за руку, и они словно взмыли в небо, как если бы в мгновение ока очутились на вершине горы или очень высокой башни. Конюшня исчезла, и перед глазами Стивена замелькали пейзажи. Лес мачт, толстых, как древесные стволы, сменился серым зимним морем и накренившимися под ветром парусниками, море уступило место городу с торчащими шпилями и великолепными мостами. Как ни странно, Стивен совершенно не ощущал движения. Казалось, мир проплывал под их ногами, в то время как сами они оставались неподвижными. Мелькнули заснеженные горы – крошечные люди копошились внизу, добывая руду. Гладкое, словно стеклянное, озеро в окружении темных холмов сменилось равниной с городами и речушками, разбросанными, словно детские игрушки.
То, что маячило впереди, походило на черную линию, поделившую небо пополам. Вблизи черная линия обратилась Башней Тьмы, вершина ее терялась в небесах.
Стивен и джентльмен оказались над Венецией (на чем они стоят, Стивен предпочитал не задумываться). Садилось солнце, и улицы под ними успели потемнеть, но море и небо еще переливались розоватым и молочно-голубым, оттенками топаза и перламутра. Казалось, будто город парит в сияющей пустоте.
По большей части поверхность Башни Тьмы производила впечатление гладкой, словно обсидиан, но над крышами спирали тьмы закручивались и словно рассеивались в воздухе. Стивен гадал, что бы это значило.
– Сэр, это дым? Город горит?
Джентльмен не ответил, но, когда они приблизились, Стивен сам все понял. Черные вороны взмывали над Башней. Тысячи и тысячи черных птиц. Вороны оставляли Венецию, направляясь туда, откуда прибыли Стивен и джентльмен.
Одна стая летела прямо на них. Внезапно воздух наполнился шумом тысяч крыльев и низким монотонным гулом. Пыль и песок забивали глаза, нос и глотку. Стивен пригнулся и зажал нос рукой, спасаясь от зловония.
Когда стая пролетела, Стивен изумленно воскликнул:
– Что это, сэр?
– Это создания волшебника, – отвечал джентльмен. – Он гонит их в Англию – они несут его послания Небу, Земле, Рекам и Холмам. Он призывает древних союзников Короля. Скоро они будут прислуживать английским волшебникам, вместо того чтобы прислуживать мне! – Джентльмен издал грозный рык, исполненный гнева и отчаяния. – Я наказал его, как не наказывал никого из моих врагов! И он смеет злоумышлять против меня! Он не желает смириться! Не желает покориться судьбе!
– Мне говорили, мужества ему не занимать, – заметил Стивен. – В войне на Пиренейском полуострове он показал себя героем.
– Мужества? При чем тут мужество? Это злоба, обычная злоба! Ах, Стивен, мы наказаны за беспечность. Мы позволили английским волшебникам перехитрить нас. Отныне мы будем сражаться! И главное, мы сделаем тебя королем!
60. Гроза и ложь
Тетушка Грейстил сняла в Падуе дом с видом на фруктовый рынок. Дом был расположен весьма удобно и обошелся всего в восемьдесят цехинов на три месяца (что составляло около тридцати восьми гиней). Поначалу тетушка обрадовалась приобретению. Однако, как обычно бывает, сделка, заключенная второпях, оказалась не такой уж выгодной. Они с Флорой не прожили в новом доме и недели, как тетушка начала сомневаться в удачности своего приобретения. Готические окна, такие прелестные и старинные, пропускали совсем мало света, к тому же некоторые из них затенялись каменными балконами. Все это не имело бы никакого значения, если бы не душевное состояние Флоры. По мнению тетушки Грейстил, именно сейчас Флора нуждалась в поддержке, а мрачность и темнота, какими бы живописными ни были, никак не способствовали ее выздоровлению. Во дворе стояли каменные дамы, увитые плющом. Не будет преувеличением сказать, что с годами плющ так их заплел, что статуи совершенно затерялись в зелени, и тетушка, глядя на них, всякий раз вспоминала о несчастной жене Джонатана Стренджа, которая умерла загадочной смертью в столь юном возрасте, и смерть эта лишила ее мужа рассудка. Тетушка надеялась, что подобные мрачные мысли не посещают Флору.
Однако сделка была заключена, дом снят, и теперь тетушка Грейстил пыталась придать ему жилой вид. Заботясь о душевном состоянии Флоры, она позабыла о своей скупости и не пожалела денег на свечи и лампы. В доме был один особенно темный лестничный проход – ступеньки сворачивали в сторону под таким неожиданным углом, что любой мог запросто свернуть себе шею, – поэтому тетушка распорядилась поставить лампу на полку прямо над ступеньками. Лампа горела день и ночь, к постоянному неудовольствию Бонифации, старой служанки, – особы еще более экономной, чем тетушка Грейстил. Старушка досталась новым хозяевам в придачу к дому.