Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Впрочем, тетушка Грейстил не стала ей за это пенять. Она так обессилела от грозы и треволнений дня, что вполне удовлетворилась ответом на вопрос, откуда взялось зеркало, решив отложить на потом вопрос, как оно проникло в дом. И тетушка Грейстил вернулась к привычным заботам: заговорила о платье и туфлях Флоры, выразила тревогу, не подхватила ли племянница простуду, которая тотчас сведет ее в могилу, подала ей халат, уговорила ее погреться у очага и поесть горячего.

Когда они спустились в гостиную, тетушка Грейстил сказала:

– Смотри, гроза прошла! Кажется, повернула в сторону моря, откуда явилась. Как странно! Наверное, твои нитки намокли.

– Нитки? – переспросила Флора. – Ах да, нитки. Я не дошла до лавки. Вы были правы, тетушка, не стоило выходить из дома в такое ненастье.

– Мы сходим туда и купим все, что тебе нужно. Бедные рыночные торговцы! Дождь испортил весь их товар. Бонифация сварит тебе овсянку, моя дорогая. Забыла, сказала я ей, чтобы взяла свежее молоко?

– Не знаю, тетя.

– Пойду напомню.

– Я схожу, тетя, – сказала Флора, пытаясь встать.

Но тетушка Грейстил и слышать об этом не желала. Флора непременно должна согреться у огня, а ноги поставить на скамеечку.

Небо развиднелось, и в комнатах посветлело. По пути на кухню тетушка остановилась еще раз взглянуть на зеркало. Такие громадные зеркала с богато украшенными рамами делали на острове Мурано в Венецианской лагуне.

– Странно, что ты выбрала такое зеркало, Флора. Столько узоров и завитушек! Обычно тебе нравятся более скромные вещи.

Флора вздохнула и сказала, что в Италии научилась ценить роскошные и изысканные предметы.

– Дорогое? – спросила тетушка. – Выглядит дорого.

– Нет, совсем не дорого.

– И то хорошо.

Тетушка Грейстил спустилась на кухню, радуясь, что все утренние тревоги и бедствия остались позади. Однако она ошибалась.

На кухне вместе с Бонифацией и Миникелло стояли двое мужчин, которых тетушка раньше в доме не видела. Бонифация еще не начинала варить Флоре кашу, даже не вынула крупу и молоко из буфета.

Завидев тетушку, Бонифация схватила ее за руку и возбужденно затараторила на местном наречии. Служанка говорила о грозе – это было очевидно, – она называла грозу злом, но больше тетушка ничего не разобрала. К ее удивлению, на помощь пришел Миникелло. На ломаном английском он проговорил:

– Английский чародей сделать это. Английский чародей сделать tempesta.

– Как ты сказал?

Перебиваемый Бонифацией и другими мужчинами, Миникелло поведал тетушке Грейстил, что во время грозы люди видели в небе просвет, но испугало их то, что в просвете сияла не лазурь, а звезды на фоне ночного неба. Гроза была вызвана не естественными причинами – ее сотворил Стрендж, чтобы скрыть приближение Башни Тьмы.

Вскоре новость разлетелась по городу, тревожа покой горожан. До сих пор Башня оставалась в Венеции, которая представлялась падуанцам естественным местом для всяческих ужасов. Теперь выходило, что Стренджа удерживали в Венеции не чары, а собственная прихоть. И отныне любой город в Италии, да что там, любой город в мире не застрахован от визита Вечной Тьмы. Вдобавок ко всему тетушку Грейстил терзала неприятная мысль, что Флора сказала ей неправду. Солгала ли девушка под влиянием колдовских чар, или симпатия к Стренджу ослабила ее принципы? Поди разберись, которая из причин хуже.

Она написала брату в Венецию, умоляя его приехать, а до тех пор решила держать свои мысли при себе. До самого вечера она глаз не спускала с племянницы, которая вела себя как обычно, однако порой тетушке казалось, что в ее поведении проскальзывают следы раскаяния – хотя для раскаяния не было повода.

На следующий день к обеду – письмо еще не успели доставить в Венецию – доктор Грейстил вместе с Фрэнком прибыли в Падую. Как выяснилось, для венецианцев не было секретом, что Стрендж покидал площадь Санта-Мария-Дзобениго. Горожане видели, как Башня Тьмы движется по морю. По ее поверхности пробегали вспышки, башня изгибалась и закручивалась, а черные спирали вырывались наружу, словно всполохи темного пламени. Каким образом Стрендж пересек море: на лодке или с помощью заклинания, – так и осталось неизвестным. Гроза, которую он наколдовал, чтобы скрыть свое появление, началась в восьми милях от Падуи – в Стра.

– Поверь мне, Луиза, – говорил доктор Грейстил, – ни за что на свете не хотел бы я поменяться с ним местами. Все от него бегут. От Местре до Стра ему наверняка не встретилось ни единой живой души – лишь тихие улицы и брошенные поля. Отныне мир для Стренджа стал пустыней.

Если поначалу тетушка не испытывала к волшебнику особенно нежных чувств, то к концу рассказа глаза ее наполнились слезами.

– А где он сейчас? – спросила она помягчевшим тоном.

– Как и прежде, в квартире на площади Санта-Мария-Дзобениго, – ответил доктор. – Как только я услышал, что Стрендж был в Падуе, я спросил себя: встречи с кем он искал? Мы выехали при первой возможности. Где Флора?