Она оказалась превосходной служанкой, склонной, однако, покритиковать как самих хозяев, так и некоторые их поручения. Бонифации помогал медлительный и вечно недовольный юноша по имени Миникелло, встречавший всякое приказание недовольным бормотанием на местном диалекте. Бонифация постоянно отчитывала Миникелло, и тетушка Грейстил заподозрила, что юноша состоит с ней в родстве, однако никаких доказательств тому пока не обнаружила.
Так, в хлопотах по дому (каждый день тетушка Грейстил делала в нем новые – приятные и не очень – открытия) и ежедневных сражениях с Бонифацией проходили дни тетушки Грейстил. Однако главной своей обязанностью тетушка считала заботу о душевном состоянии Флоры. Девушка стала тихой и печальной. Она вежливо отвечала на расспросы, но сама никогда не начинала беседу. В Венеции Флора была главной зачинщицей развлечений, ныне лишь безропотно соглашалась с затеями тетушки. Она явно предпочитала одиночество. В одиночестве гуляла, читала, сидела в гостиной, освещенная тонким солнечным лучом, проникавшим в комнату около часу пополудни. Флора стала менее открытой и доверчивой, словно кто-то – необязательно Джонатан Стрендж – обманул ее доверие, и теперь девушка решила полагаться только на себя.
В первую неделю февраля в Падуе случилась сильная гроза. Она началась в середине дня. Ветер налетел с востока, со стороны Венеции и моря. Старики – завсегдатаи кофеен – утверждали, что до последнего мгновения ничто не предвещало бурю. Другие падуанцы не придали этому значения: стояла зима и грозы случались нередко.
Сначала на город обрушился сильный порыв ветра. Он не щадил дверей и окон, ища каждую щелочку, чтобы ворваться внутрь. Тетушка Грейстил и Флора сидели в маленькой гостиной на первом этаже. Неожиданно оконные стекла задрожали, а подвески на люстре задребезжали. Письмо, которое писала тетушка, вырвалось из рук и закружилось по комнате. За окнами потемнело, как ночью, и дождь хлынул стеной.
В гостиную вошли Бонифация и Миникелло. Они появились под предлогом того, что хотят услышать приказания тетушки Грейстил, а на самом деле Бонифации не терпелось поохать вместе с тетушкой, изумляясь силе ветра. Вместе они образовали превосходный дуэт, хоть и поющий на разных языках. Миникелло увязался вслед за Бонифацией. Он мрачно взирал на грозу, нимало не сомневаясь, что ее устроили с намерением прибавить ему работы.
Тетушка, Бонифация и Миникелло стояли у окна и смотрели, как вспышки молнии превращают привычный вид в зловещее чередование мертвенно-бледных и сумрачных готических картин. Раскаты грома сотрясали дом. Бонифация то и дело обращалась к Пресвятой Деве и некоторым святым. Тетушка, не менее встревоженная, вероятно, не отказалась бы от помощи свыше, но, будучи прихожанкой англиканской церкви, могла лишь восклицать: «Ай-ай-ай!» и «Что творится-то!», но едва ли это приносило ей облегчение.
– Флора, девочка моя, – обратилась она к племяннице слегка дрожащим голосом, – ты не испугалась? Гроза такая сильная!
Флора подошла к окну, взяла тетушку за руку и сказала, что гроза скоро кончится. Вновь сверкнула молния, озарив пейзаж за окном. Неожиданно Флора уронила тетушкину руку, открыла задвижку и выбежала на балкон.
– Флора! – воскликнула тетушка.
Девушка протянула руки в ревущую тьму, совершенно забыв о дожде, вмиг промочившем ее платье, и ветре, растрепавшем волосы.
– Флора, голубушка! Флора, вернись!
Племянница обернулась и что-то сказала, но тетушка не расслышала.
Миникелло вышел на балкон и на удивление мягко (на миг позабыв всегдашнюю суровость) попытался развернуть Флору огромными плоскими ручищами, словно пастух, направляющий заблудшую овечку за плетеную изгородь.
– Разве вы не видите? – вскричала девушка. – Там кто-то есть! Там, в углу! Вы видите? Кажется, это… – Она осеклась и не закончила фразы.
– Голубушка, надеюсь, ты ошибаешься. Мне жаль тех несчастных, кого гроза застала на улице. Надеюсь, они скоро найдут укрытие. Господи, Флора, да на тебе сухого места нет!
Бонифация принесла полотенца, и вместе с тетушкой Грейстил они принялись сушить платье Флоры, суетясь и мешая друг другу. Одновременно обе давали указания Миникелло: тетушка – на ломаном итальянском, Бонифация – на стремительном местном диалекте. Указания, как и лихорадочные движения обеих женщин, только вносили сумятицу, поэтому Миникелло просто стоял и смотрел на них с привычным кислым выражением на лице.
Поверх склоненных голов Флора неотрывно смотрела на улицу. Вновь сверкнула молния. Флора застыла, словно громом пораженная, вырвалась из рук женщин и выбежала из гостиной.