Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Дролайта не пришлось просить дважды. Он бросился прочь со всех ног. Ему чудилось, что вороны преследуют его. Он не видел их, но слышал, как бьются крылья, закручивая воздушные потоки за его спиной. На середине моста Дролайта ослепил солнечный свет. Пели птицы, раздавались голоса. Мужчины и женщины спешили по делам, вели неспешные беседы. И никакого колдовства – только привычный, обыденный мир, такой удивительный и прекрасный!

Дролайт промок до нитки, а погода стояла промозглая. Он оказался в незнакомой части города. Никто не предложил ему помощи, и довольно долго он потерянно блуждал по улицам, пока случайно не набрел на знакомую площадь и не добрался до таверны, где снимал комнату. К концу пути он окончательно ослабел. Раздевшись, Дролайт тщательно смыл с себя соль и улегся на узкую кровать.

Два дня Дролайт пролежал в лихорадке. Ему снилось неописуемое: Тьма, Магия, долгие века под холодной землей. Больше всего Дролайт боялся, что проснется под толщей земли или в зимнем лесу, распятый деревьями.

На третий день ему стало чуть лучше. Он торопливо оделся и отправился в гавань, где отыскал английский корабль, идущий в Портсмут. Дролайт показал капитану бумаги, которые дал ему Лассельс, подписанные двумя самыми именитыми банкирами Европы. В них обещалось щедрое вознаграждение тому, кто доставит Дролайта в Англию.

На пятый день Дролайт уже плыл домой.

Призрачный холодный туман накрыл Лондон. Стивену думалось, что мгла отражает призрачность и холодную печаль его теперешнего существования. В последнее время волшебные чары давили сильнее прежнего. Он забыл, что такое радость, воодушевление и покой. Чувства, которым удавалось пробиться к его душе сквозь магический туман, отравляли ее – Стивена терзали гнев, раздражение и досада. Непонимание и отчуждение между ним и его английскими друзьями возрастали с каждым днем. Пусть джентльмен – злой дух, Стивен не мог больше отрицать правоту его слов о гордости и самомнении англичан. Даже «Утраченная Надежда» казалась ему в такие мгновения убежищем от их высокомерия и злобы. Здесь Стивен не чувствовал себя обязанным извиняться. Только здесь его встречали как почетного гостя.

В тот зимний день ему случилось заглянуть на конюшню. К огромному удовольствию слуг мужского пола, сэр Уолтер купил недавно пару превосходных щенков английской борзой. Отлынивая от работы, мужчины стекались на конюшню, где с умным видом обсуждали охотничьи стати собак. Стивен понимал, что должен прекратить это безобразие, но ему было все равно, и когда лакей Роберт предложил дворецкому навестить щенков, Стивен и не подумал выбранить его, а покорно надел пальто и шляпу и отправился на конюшню. Он смотрел, как Роберт и конюхи склонились над щенками, и чувствовал, что от остальных людей его отделяет толстое мутное стекло.

Неожиданно все слуги выпрямились и вышли из конюшни. Стивен вздрогнул. По опыту он знал, что последует дальше.

И он появился, озарив тесное сумрачное помещение сиянием шевелюры. Голубые глаза сверкали, переливался зеленый сюртук. Джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе, искрился весельем. Он и мысли не допускал, что Стивен не рад встрече. Джентльмен, как и слуги сэра Уолтера до него, восхитился борзыми щенками и призвал Стивена разделить с ним радость. Он обращался к собакам на их языке, а они ластились и радостно повизгивали, словно в целом мире для них не было никого дороже.

– В тысяча четыреста тринадцатом году довелось мне гостить у молодого короля Южной Англии, – начал джентльмен свой рассказ. – Король, великодушный и отважный правитель, представил меня своему двору. Он отозвался обо мне весьма лестно, упомянув о моих обширных королевствах, рыцарских добродетелях и прочая и прочая. Однако один из его придворных невнимательно слушал поучительную и хвалебную речь. Вместе со своими спутниками он продолжал смеяться и злословить. Как ты понимаешь, я был оскорблен подобным обращением и преисполнился желанием научить наглеца манерам. Назавтра он охотился на зайцев у опушки Хэтфилдского леса. Мне в голову пришла удачная мысль обратить людей в зайцев, а зайцев – в людей. Сначала гончие разорвали хозяев, после чего зайцы – в обличье людей – жестоко отомстили своим былым преследователям-гончим. – Джентльмен замолчал, ожидая похвалы собственной находчивости, но не успел Стивен вставить слово, как он вскричал: – Неужели ты не чувствуешь?

– Что, сэр? – спросил Стивен.

– Все двери дрожат!

Стивен посмотрел на двери конюшни.

– Да не эти! Я говорю о дверях между Англией и неведомым. Кто-то пытается открыть их. Кто-то говорит с Небом, и этот кто-то – не я! Кто-то приказывает Камням и Рекам, и это не я! Кто посмел? За мной!