Джонни и мертвецы

Джонни обернулся.

На скамейке их стало трое.

На коленях у Томми Аткинса лежала островерхая каска. Форма сидела на нем плохо. Морщинистая, жилистая старческая шея, торчащая из воротника, напоминала черепашью, а лицо… таких лиц теперь не встретишь. Оно было словно специально придумано для того, чтобы улыбаться из-под полотняного кепи у конвейера галошной фабрики. Томми заметил, как округлились от изумления глаза Джонни, подмигнул и показал мальчику большой палец, а потом вновь принялся внимательно смотреть на дорогу, ведущую к таксопарку.

За спиной у Джонни мертвецы тихонько выходили из часовни – те, что постарше, сквозь стену, те, что помоложе, по привычке через дверь. Все они молчали. Просто стояли и смотрели в сторону главной дороги.

Там, печатая шаг, сквозь машины шел Батальон.

6

«Дружные сплинберийцы» маршировали по дороге – левой! левой! левой!

Ни одного старого лица. Все молодые, точь-в-точь как на фотографии.

Но и Томми Аткинс изменился. Теперь это был совсем мальчишка. Он поднялся со скамьи, вышел на автостоянку, чеканя шаг, обернулся и отдал честь Джонни и мертвецам.

Батальон поравнялся с Томми Аткинсом, и он аккуратно шагнул в брешь, специально оставленную для него в строю. Батальон развернулся на месте – кру-у-гом! – и зашагал прочь.

Кладбищенские мертвецы потянулись следом. Они вроде бы брели не спеша, но на самом деле двигались очень быстро, и в считаные секунды стоянка опустела.

– Он возвращается во Францию, – сказал Джонни. Внезапно у него стало легко на душе, хотя по щекам катились слезы.

Человек из Британского легиона – все это время он что-то говорил – умолк.

– Что? – спросил он.

– Томми Аткинс. Он возвращается.

– Откуда ты знаешь?

Джонни понял, что говорил вслух.

– Ну…

Человек из Британского легиона успокоился.

– Полагаю, тебе рассказала дама из «Уголка». Я прав? Он упомянул об этом в своем завещании. Дать носовой платок?

– Да нет. Все нормально, – сказал Джонни. – Да. Она рассказывала.

– На этой неделе мы отправляем его обратно. Он оставил нам карту-план. Надо сказать, очень точную. – Человек похлопал по второй коробке, которую ему отдали, и Джонни вдруг сообразил, что там, по-видимому, покоится все, что осталось миру от Т. Аткинса помимо медалей и пачки выцветших фотографий.

– И что вы должны будете сделать? – спросил он.

– Просто развеять пепел. После небольшой панихиды.

– Там, где… погиб Батальон?

– Именно. Он часто их вспоминал. Уж поверь.

– Сэр…

Мужчина поднял голову.

– Да?

– Меня зовут Джон Максвелл. А вас?

– Аттербери. Рональд Аттербери.

Он протянул Джонни руку. Они торжественно обменялись рукопожатием.

– Ты не внук Артура Максвелла? Он когда-то работал у меня на галошной фабрике.

– Да. Сэр…

– Да?

Джонни знал, что услышит в ответ. Чувствовал. Но чтобы ответ прозвучал, нужно задать вопрос. И он решился.

– Вы не родственник сержанта Аттербери? Он был в Батальоне.

– Я его сын.

– А…

– Я никогда его не видел. Они с мамой поженились перед тем, как он ушел на фронт. Тогда многие так делали. И не только тогда. Прошу прощения, молодой человек, но разве вам не следует сейчас быть в школе?

– Нет, – сказал Джонни.

– Правда?

– Я должен был прийти сюда. Я совершенно в этом уверен, – сказал Джонни. – Но вы правы, пойду-ка я в школу. Спасибо за разговор.

– Надеюсь, никаких важных уроков ты не пропустил.

– Историю.

– Это очень важный предмет.

– А можно, я задам еще вопрос?

– Да?

– Медали Томми Аткинса. За что он их получил?

– За участие в кампаниях. Их давали солдатам только за то, что они уцелели. Ей-богу. И за то, что побывали в зоне боевых действий. Видишь ли, он прошел всю войну. До самого конца. И даже не был ранен.

Джонни возвращался к воротам, не замечая ничего вокруг. Случилось нечто важное, и он единственный из живых был тому свидетелем и заслужил это.

Медаль за пребывание в зоне боевых действий тоже давали заслуженно. Иногда можно лишь присутствовать на месте событий, ничего больше.

У самой дороги он оглянулся. Мистер Аттербери все еще сидел на скамейке и смотрел на деревья – так, будто видел их впервые. Смотрел и смотрел, словно видел сквозь них до самой Франции. Рядом с ним на скамейке стояли две коробки.

Джонни помешкал и повернул обратно.

– Не нужно, – сказал у него за спиной мистер Порокки.

Он ждал у автобусной остановки. Можно сказать, бродил там как призрак.

– Но я хотел только…

– Да, хотел, – перебил мистер Порокки. – И что бы ты сказал? Что ты их видел? Зачем? Может быть, очами души он и сам их видел.

– А…

– Не выйдет.

– А если я…

– Лет пятьсот назад тебя за это, скорее всего, объявили бы колдуном и отправили на виселицу. В прошлом веке посадили бы под замок. Не знаю, что в таких случаях делают теперь.

Джонни немного успокоился. Желание бегом кинуться обратно притупилось.

– Наверное, приглашают на телевидение, – предположил он, шагая по дороге.

– Нам это ни к чему, – сказал мистер Порокки. Он шел рядом с Джонни, хотя его ноги не всегда касались земли.

– Просто если бы я сумел заставить людей увидеть…

– Возможно, – сказал мистер Порокки. – Но чтобы заставить людей увидеть, нужно много и долго трудиться… прошу прощения…