Джослин. Патриций. Рассказы

Бесконечный поток зрителей походил на огромную гусеницу, пробиравшуюся между игроками. Лица последних в большинстве своем были багровыми. Здесь не звучал смех. Со стен на игроков бесстыдно взирали нагие нимфы. Свободных банкеток не было, люди сидели на них, праздно болтая друг с другом или уставившись перед собой в одну точку. Время от времени за одним из столов раздавалось жужжание голосов и, перейдя затем в невнятное бормотание, затихало вновь.

Миссис Трэвис, всегда избиравшая рулетку, потому что интенсивная циркуляция ее денег доставляла ей удовольствие, облюбовала стол и дождалась, пока освободится место рядом с доброжелательным стройным австрийцем-крупье, которого она давно уже приучила, любезно обмениваясь с ним дурно произнесенными «Bonjours»[22], наблюдать за перемещениями ее ставок. Усевшись, она привычно положила на стол рядом с собой портмоне, веер и платок, затем вынула карандаш и блокнот, чтобы отмечать выигравшие номера. Губы ее бессознательно шевелились, взор беспокойно блуждал от стола к блокноту и обратно; временами она бросала быстрые взгляды на сидевших рядом игроков; казалось, она замечает все. Она аккуратно записывала свои ставки и справлялась с предыдущими записями, крутила в руке монеты перед тем, как их поставить, иногда забирала ставку обратно в самый последний момент. Проигрывая, она хмурилась, выигрывая — улыбалась, совершенно не сознавая, что в выигрышах этих нет никакой ее заслуги. Во время игры лицо ее бледнело, морщины углублялись; словом, проявлялась самая основа ее сущности — черты завзятого игрока.

Совсем по-другому вела себя Джослин. Она заняла первое же освободившееся место. Веки ее опустились, подбородок приподнялся, на лице, словно маска, застыло безразличное выражение. Она небрежно двигала лопаточкой — поставленные монеты и так же равнодушно придвигала их к себе, когда выигрывала. Она развивала свой успех и прерывала полосу неудач с беспечностью человека, участвующего в игре лишь потому, что это делают окружающие.

Жиль, занявший место за тем же столом, лихорадочно ставил на каждый кон. Он все время смотрел на Джослин. Выиграв порядочную сумму, он сунул деньги в карман и сделал движение по направлению к девушке, но, не дождавшись от нее одобрительного знака, снова сел на место и продолжал играть, пока не проиграл все, что у него было с собой. Тогда он со вздохом облегчения поднялся и, обойдя стол, встал за стулом Джослин так близко к спинке, что то и дело касался рукавом ее плеча. Играя, он хотел отвлечься, но этого ему так и не удалось.

Нильсен сел к заранее выбранному столу и стал наблюдать за игрой. Он выглядел печальным и отрешенным. Затем он начал играть, сверяясь со схемами, которые держал в руке, и с затверженными на память сочетаниями цифр; он ждал, когда можно будет применить какую-нибудь комбинацию. Ставки он делал редко, довольствуясьпятипроцентной прибылью к затраченным суммам. Вскоре кто-то присвоил себе его ставку; он посмотрел на этого человека, намного задетый, но ничего не сказал. Несколько минут спустя та же участь постигла его соседа, и он тотчас вступился за него. Он клеймил позором нарушителя, обличал крупье, навлек на себя бурю возмущения игроков; лицо его побелело, глаза налились кровью, он продолжал упорствовать и наконец добился своего, после чего сразу стал еще более печальным и отрешенным. Остальное время он играл спокойно, являя собой истинное воплощение делового человека.

Вскоре вся их компания покинула зал, оставив Нильсена поджидать очередную верную комбинацию. Когда Джослин проходила мимо его стула, он отклонился назад и, повернув свою чрезвычайно короткую шею, прошептал трагическим тоном:

— Çа ne va pas, се soir[23]; я жду и жду, но хлеб с маслом не дается мне в р-р-руки, а теперь еще вы уходите, это, знаете, совсем сквер-р-но.

Ему тут же пришлось повернуться обратно, чтобы успеть записать в блокноте выпавший номер.

Джослин, оглянувшись, подумала, что он чем-то похож на холеного моржа, поджидающего у проруби появления рыбы.

Миссис Трэвис, игравшая по новой системе с полным непониманием того, что делает, лишилась всех своих денег; затем, одолжив оставшиеся у Джослин, проиграла и эти. Она покидала залу, исходя злостью, прямая как палка, обиженная на своего крупье, которого считала способным предугадывать выпадающие номера, и убежденная, что если бы у нее было при себе больше денег, она обязательно осталась бы в выигрыше. Она шепотом отчитывала Джослин за то, что та не взяла с собой более крупную сумму, чтобы одолжить ей.

На обратном пути разговор не клеился. Быстрые зеленые глаза миссис Трэвис, казалось, выискивали кого-нибудь, на ком она могла бы выместить раздражение; Джослин устала; Жиль был мрачен. Когда они подошли к отелю, он мягко коснулся рукава девушки и спросил:

— Вы знаете, что мы завтра уезжаем?

— Да, — ответила Джослин. — Мне так жаль.

Она остановилась, и на щеках ее выступил слабый румянец.