Джульетта

Целую вечность мы летели по темным сельским дорогам, в гору и с горы, через долины и спящие деревеньки. Дженис не останавливалась и не говорила, куда мы направляемся, а мне было все равно. Довольно было того, что мы движемся и от меня пока не требуется принимать решений.

Когда мы, наконец, свернули на разбитую подъездную аллею на краю деревни, я так вымоталась, что готова была рухнуть на первую подвернувшуюся клумбу и проспать целый месяц. Освещая себе дорогу только фарой «дукати», мы пробирались через разросшиеся кусты и высоченные сорняки, пока не остановились наконец перед совершенно темным домом.

Резко повернув ключ, Дженис сорвала шлем, тряхнула головой и оглянулась на меня через плечо:

— Это мамин дом. Вернее, теперь уже наш. — Она вынула из кармана маленький фонарик. — Электричества нет, поэтому вот, прихватила. — Первой подойдя к боковому входу, она открыла дверь и придержала ее для меня: — Добро пожаловать под отчий кров.

Узкий коридор вел в помещение, которое могло быть только кухней. Даже в темноте ощущались грязь и пыль и воняло затхлостью, словно мокрые тряпки гнили в мусорном ведре.

— Переночуем здесь, — решительно сказала Дженис, зажигая свечи. — Воды нет, и немного грязновато, но наверху еще хуже. Входная дверь разбухла, не открыть.

— Каким же образом, — начала я, на секунду забыв, как я устала и замерзла, — ты его нашла?

— Это было нелегко. — Дженис расстегнула карман и вытащила сложенную карту. — Когда ты вчера уехала, я пошла и купила карту. На, попробуй найди адрес по улице в этой стране! — Когда я не взяла листок, она направила луч фонарика мне в лицо и покачала головой: — Ну и видок у тебя… И знаешь что? Я тебя предупреждала! Я знала, что так и будет! Но ты же никогда не слушаешь! Вот так всегда быва…

— Нельзя ли на этом закончить? — оборвала я сестрицу, не имея сил терпеть ее злорадство. — Что ты знала, из какого хрустального шара? Что какой-то эзотерический культ… Что меня опоят и…

Вместо того чтобы наорать на меня в ответ, как ей, без сомнения, хотелось, Дженис лишь коснулась кончика моего носа уголком карты и серьезно сказала:

— Я сразу поняла, что твой итальянский жеребец — темная лошадка. Я же тебе говорила, Джулс, я же сказала — этот тип…

Оттолкнув карту, я закрыла лицо руками.

— Хватит, я не желаю об этом говорить! По крайней мере, сейчас! — Нащупав в темноте ее руку с фонариком, я резко отвела ее в сторону. — И прекрати светить мне в лицо, у меня голова раскалывается!

— О Боже, — сказала Дженис очень хорошо знакомым мне саркастическим тоном. — В Тоскане едва удалось избежать крупной катастрофы. Спасенная своей сестрой американская виргитарианка жива, но серьезно пострадала от головной боли.

— Валяй-валяй, — устало пробормотала я. — Смейся надо мной, я заслужила.

Ожидая дальнейшего града насмешек, я удивилась, так ничего и не услышав. Осторожно отведя руки от лица, я встретилась со скальпельно-любопытным взглядом сестры. Через мгновение ее челюсть отвисла, а глаза стали идеально круглыми.

— О нет! Ты с ним переспала?

Не дождавшись возмущенного опровержения и видя мои слезы, Дженис глубоко вздохнула и подошла меня обнять:

— Ну, ты сама сказала — пусть лучше тебя поимеет он, чем я. — Она поцеловала меня в волосы. — Надеюсь, тебе было неплохо?

Устроившись на кухонном полу на битых молью пальто и подушках, слишком взвинченные, чтобы заснуть, мы несколько часов лежали в темноте, разбирая по косточкам мою эскападу в замок Салимбени. Хотя комментарии Дженис были пересыпаны необязательными, но уже, похоже, рефлекторными шуточками, в конце концов, мы пришли к консенсусу по многим вопросам, кроме одного: нужно мне было или нет, как выразилась Дженис, сбивать охотку с орлятским мальчиком.

— Ну, это твое мнение, — сказала я, наконец, поворачиваясь к сестре спиной, — Даже если бы я знала все наперед, все равно пошла бы на это.

— Аллилуйя! — отозвалась Дженис. — Хоть что-то ты получила за наши деньги.

Чуть позже, когда мы еще лежали спинами друг к другу и упрямо молчали, она неожиданно вздохнула:

— Я скучаю по тетке Роуз.

Не вполне понимая, к чему она клонит — подобные признания были не в характере Дженис, — я хотела съязвить, что это у нее тоска по привычной поддержке: тетка бы сразу согласилась, что лишь законченная идиотка могла принять приглашение Евы-Марии. Но вместо этого у меня вылетело:

— Я тоже.

И все. Через несколько минут дыхание Дженис стало медленным и ровным, и я поняла, что она заснула. Я осталась наедине со своими мыслями, завидуя, что не умею с ходу вырубаться, подобно сестре, и уплывать на ореховой скорлупке, оставив на берегу тяжелое сердце.