Джулиус и Фелтон

Бывает, когда заходишь в комнату тяжелобольного, тут же ощущаешь особую атмосферу. И я ощутил. Джулиус лежал на кровати и даже, казалось, не дышал. Лицо его покрывал нездоровый румянец, почти багровый по сравнению с белыми как мел руками, лежащими поверх одеяла. Нагнувшись, я услышал, как неглубоко и хрипло он дышал. Будто что-то почувствовав, Джулиус распахнул глаза и как-то безумно уставился прямо перед собой. Наконец его взгляд наткнулся на меня.

– Филипп? Филипп, это ты? Не вижу… Филипп?

Он закашлялся, сухо и страшно, как кашляют старики. На губах выступила кровавая пена.

– Я здесь, успокойся. Я пришел.

Джулиус перестал кашлять и закрыл глаза, кажется потерял сознание. Я был в шоке. Увиденное оказалось настолько ужасным и неожиданным, что я не мог поверить. Как давно это происходит? Ведь мы расстались буквально три дня назад. Я нагнулся подоткнуть одеяло и, повинуясь наитию, обнажил его плечо. Сладковатый запах гниения – вот что я уловил. Огнестрельная рана, полученная во время охоты на Ланнан Ши, вопреки всем законам человеческой природы не затянулась за минувший год, а, наоборот, воспалилась еще больше и выглядела так, будто была получена вчера. Я не мог найти этому объяснения и просто отвел глаза. Стало страшно.

– Филипп? Это ты? Где ты?

Я присел на край кровати и взял его за руку:

– Здесь.

– Она не уходит, Филипп. Она постоянно здесь и кричит. Мы ошиблись… – Он мучительно закашлялся, обрызгав меня кровью. – Я ошибся. Она кричит. Кричит!

Я начинал понимать.

– Что мне делать?

Джулиус прикрыл покрасневшие глаза и тихо ответил:

– Вернись туда. Исправь мою ошибку. Там, на столе…

Я взял рукописные листы и без слов направился к выходу. Хриплый голос нагнал меня на пороге:

– Вера, Филипп! Вера и сострадание.

Я изучил бумаги. В них Джулиус изложил новую теорию, спешно, едва понятным почерком, но я давно научился разбирать его каллиграфические завитки. Мы действительно ошиблись, причем катастрофически. Полагая, что девушка свела счеты с жизнью, мы и мысли не допустили, что ей могли помочь и в доме заперта не одна страдающая душа, а две. Если несчастная Джоанна тяготилась призрачным существованием по причине насильственной смерти, ее убийца, вполне возможно, также не находит покоя, только по иной причине, мне неизвестной. Однако если у него при жизни была хоть крупица совести, ее укоры вполне способны задержать его на грешной земле. Боялся ли я? Думаю, нет. Джулиус говорил про сострадание, и я сострадаю. Не мертвой Джоанне и не ее убийце. Все это дела давно минувших дней. Но меня ждет друг, пострадавший от накопившейся боли беспокойных душ. Я обязан сделать все, на что способен, и даже чуточку больше.

Дом 116 по Саммерс-стрит встретил меня тишиной. Некогда было искать комнату, принадлежавшую жениху Джоанны, Барнарду Смиту, и я прямиком отправился на чердак, к месту трагедии. Казалось, воздух на моем пути уплотнялся, дабы помешать идти вперед, каждый шаг давался с видимым усилием, но вот преодолена последняя ступенька. Петля все так же одиноко болтается на балке.

– Барнард Смит! – выкрикнул я. – Если ты меня слышишь, раскайся!

В ответ мне в лицо полетела пыль. Пол под ногами натужно заскрипел, грозя обрушиться вместе со мной, и я понимал, что это вполне возможно, но упрямо стоял на месте:

– Барнард Смит! Я, Филипп Фелтон, отпускаю тебя! Отныне ты свободен!

Ничего не произошло. Облегчения не наступило, новый порыв невидимого ветра толкнул меня в грудь. Что я сделал не так?

«Вера, Филипп! Вера и сострадание…»

Я честно пытался. Но как может вызвать сострадание человек, убивший невесту накануне свадьбы и выдавший это за самоубийство – чудовищный грех по меркам любой религии.

Сострадание…

Ветер толкал меня, колол острыми пылинками, громыхал кровлей.

Вера…

Вера во что?

– Джулиус, черт тебя дери! – в отчаянии крикнул я. – Что мне делать?!

И тут вспомнил его слова: «Это довольно просто, даже ты бы справился». Я понял, какую именно веру он имел в виду.

Веру в себя.

– Барнард Смит! Я, Филипп Фелтон, отпускаю тебя! Ты свободен!

Все стихло вдруг, как по мановению волшебной палочки. Тихий, полный горечи, вздох прошелестел над ухом, и я в изнеможении опустился на доски. Как я устал, как же я устал!

Джулиус ждал. Он все так же лежал в кровати, но больше не кашлял и выглядел куда как лучше.

– Поздравляю! – сказал он. – Ты молодец.

Я не мог не улыбнуться:

– Как ты себя чувствуешь?

– Она ушла. Я быстро пойду на поправку, вот увидишь.

Дорис тактично вышла из комнаты, и мы остались наедине.

– Знаешь, Филипп, – начал он издалека, – ты бы мог вернуться. Без тебя агентство уже не то. Да и название менять не придется.

Я был вынужден признать, что предложение звучит заманчиво.

– А как же сержант Оливер?

– Он толковый парень, такие нужны в полиции.

– Ну, я не против.

Джулиус, кажется, удивился:

– Ты правда так думаешь? Мне казалось, ты…

– Не казалось, – отрезал я. – Только вижу, ты без меня не справляешься.

И тут Джулиус выдал фразу, которая долго еще не укладывалась у меня в голове:

– Все становится легче, пока ты со мной.