e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

недоразумений и роковых ошибок, которые постигли гораздо менее удачли-вых его предшественников, претендовавших на творческую самореализацию в

предыдущих романах писателя Сирина. Эрика из «Короля, дамы, валета»

справедливо упрекала Драйера в психологической слепоте: он «смотрит и не

видит»; в отличие от неё, Фёдору-поэту уже в первой главе неизвестно кем (им

самим? его сочинителем?) отпускается комплимент: «У, какое у автора зрение!».

Бедного Лужина погубили его творческие поиски, с жизнью оказавшиеся

несовместимыми, – Фёдор же готов писать учебное пособие о том, как стать

счастливым, совмещая, но не путая одно с другим. И как бы позавидовал герой

«Соглядатая» виртуозному владению Фёдором собственной авторефлексией! И

что уж говорить о нелепой судьбе Германа из «Отчаяния» – жертве своего сле-пого нарциссизма. Так что для своего возраста, 26- 29 лет, Фёдор – это как бы

модель исправленной и дополненной творческой и жизненной биографии самого Набокова.

Ну, и наконец, – что исключительно важно, – заботясь об условиях, которые позволили бы герою осуществить своё предназначение, автор «подстелил

соломки»: поместил его в сравнительно «вегетарианские» условия жизни вей-марского Берлина, чтобы Годунову-Чердынцеву не пришлось, как его сочинителю, писать роман о счастье (а «Дар» – это роман о счастье), отбиваясь от

«тошнотворной диктатуры» упреждающей утопией «Приглашения на казнь».

2 Долинин А. Комментарий… С. 27-28.

3 Сендерович С.Я. Пушкин в «Даре» Набокова // Пушкинский сборник. Иерусалим, 1997. Вып. 1. С. 494.

316

Тот, прежний Берлин, пусть чужой и постылый, – но в нём молодой поэт и будущий писатель сможет всё-таки спокойно жить и творить, – так, как требовалось всегда его автору (то есть обитать в этом мире самому по себе, без уравниловки и без властей) и как свойственно его герою. О чём этот герой не без

удовлетворения и как бы подводя итоги, пишет матери в последней, пятой главе: «…о моём чудном здесь одиночестве, о чудном, благотворном контрасте

между моим внутренним обыкновением и страшно холодном мире вокруг».1

На протяжении пяти глав, бережно опекаемый невидимым, но всегда и

всюду присутствующим Учителем, герой проходит процесс творческой эволюции, который, как давно замечено, напоминает своего рода онтогенез, по-вторяющий филогенез.2 И автор не мог, в конце концов, не оценить усилий

своего ученика, в 1966 году, в английской версии своей автобиографии назвав

«Дар» лучшим из своих русских романов.3 Пять глав – это пять ступеней созревания дара, который герой «как бремя чувствовал в себе», но… всё по порядку.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ещё ранней весной 1936 года, в Париже, во время триумфальной поездки

(ею, может быть, на это и соблазнённым), Набоков решил сменить заглавие

романа – с упрямо утверждающего «ДА» (что и само по себе было явным вызовом литературным сторонникам воинственно-пессимистического культа

страданий и смерти, возглавляемой Г. Адамовичем» «парижской ноты») – на

гораздо более ёмкое и «претенциозное» «ДАР», о чём он и поспешил сообщить в письмах жене и Зинаиде Шаховской.1 Если сиринское, наперекор всему, «ДА» символизировало положительное приятие жизни, то подосновой его, несомненно, являлась органически свойственная Набокову «обречённая на

счастье» «солнечная натура» гипертимика, к тому же ещё и очень поощрённая

и укреплённая его «счастливейшим» детством, способная стойкой волей и высокой самооценкой противостоять даже самым тяжёлым испытаниям.

Новое название «ДАР», в дополнение к врождённому жизнеутверждающе-му темпераменту, опиралось также и на сложившиеся к тому времени у писателя философско-метафизические представления о ниспосланном ему свыше бла-гословенном и двойном даре – жизни, отмеченной литературным талантом – что

предполагало также и волю к его успешному воплощению. В письме Шаховской

Набоков, как всегда, не без лукавства, писал: «Боюсь, что роман мой следующий

1 Набоков В. Дар. С. 509.

2 Давыдов С. Герой, автор, текст // В.В. Набоков. Pro et Contra. СПб., 2001. Т. 2. 318; см. также: Долинин А. Комментарий… С. 10, 564.

3 Nabokov V. Speak, Memory. N.Y., 1966. Р. 280.

1 Долинин А. Комментарий… С. 21-22.

317

(название которого удлинилось на одну букву...) разочарует Вас. В своё оправдание я хочу повторить, что единственно важное в этом вопросе, хорошо или

плохо написана книга, – а мошенник ли автор … абсолютно неинтересно».2

Текст романа с первого и до последнего слова оправдывает замену названия,3 но лёгкого общения с «книгой» читателю не обещает: ведь по Набокову, сама природа изощрённой мимикрией демонстрирует, как жизнь хитроумно

подражает искусству, – а значит и настоящему искусству не обойтись без