Читаем e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4 полностью

Ветер у Набокова – всегда и легко опознаваемый вестник из иного мира, доносящий в мир людей некие «знаки и символы», имеющие важное значение

и подлежащие расшифровке. Похоже, что следующая фраза считана с его подсказки: «Оба неподвижно и пристально, с таким вниманием, точно их собирались обвесить, наблюдали за тем, как трое красновыйных молодцов одолевали

2 Набоков В. Дар. С. 161.

3 Долинин А. Доклады Владимира Набокова в Берлинском литературном кружке //

«Звезда». 1999. № 4.

1 Набоков В. Дар. С. 161.

2 Там же.

321

их обстановку».3 «Молодцы» в этой фразе – безусловно живые, что же касается «наблюдающих», то особая, «обездвиживающая», то есть парализующая

естественный ток жизни сосредоточенность обывательского подозрительного

взгляда, подмеченная повествователем – «точно их собирались обвесить», –

она-то здесь как раз тот самый «знак и символ», за которым герой, с его набо-ковским сверхчутьём на пошлость, таковую мог интуитивно ощутить, а в

дальнейшем, при подтверждении первого впечатления, она могла стать препятствием для знакомства. Пошлость Набоков считал профанацией, не просто

искажающей, а подменяющей подлинную жизнь мертворождённым её подобием – подлогом, фальшивкой, и предпочитал себя и своего героя по возможности уберегать от контакта с людьми и персонажами, ею заражёнными.

Окончательный приговор персонажам этого эпизода выносится в конце

пятой главы, на последних страницах романа, где встреченная случайно в

трамвае «пожилая скуластая дама (где я её видел?)» – это неузнанная Фёдором

Маргарита Лоренц, о которой ему тут же напоминает Зина, когда-то в Петербурге бравшая у Лоренц уроки рисования, а в Берлине раньше бывавшая у Лоренцов на вечеринках. «Узнал? – спросила она. – Это Лоренц. Кажется, безумно на меня обижена, что я ей не звоню. В общем, совершенно лишняя дама».4

Оказалось, однако, что за пренебрежение знакомством с этой дамой, пусть и

«лишней» (так же, впрочем, как и в случаях с другими персонажами, несимпа-тичными герою), Фёдору пришлось поплатиться надолго отложенным знакомством с Зиной: его судьба в романе следует «законам его индивидуальности».

И если герой позволяет себе такую щепетильную разборчивость в отношениях

с людьми, то автор, таковые законы устанавливающий, взяв на себя роль Провидения, не преминет провести его через такой «рисунок судьбы», который это

качество учтёт, оставив, впрочем, случаю и свободе воли некий простор для

манёвра.

Но вернёмся к началу: первое лицо повествователя («я» и «у меня»), едва

объявившись на первой странице, уже на следующей – под прикрытием лукаво-безличного «подумалось» – вдруг оборачивается лицом третьим: «Вот так

бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку», – подумалось мельком с

беспечной иронией – совершенно, впрочем, излишнею, потому что кто-то внутри него, за него, помимо него, всё это уже принял, записал и припрятал».1 «Толстая штука» уже началась, но персонажу, пусть и центральному в ней, осознать

это не дано, и всё, что ему остаётся, – набирать багаж, пока он сам не созреет до

авторства собственной; однако это ему обещано только в самом конце романа и

3 Там же. С. 161-162.

4 Там же. С. 520.

1 Там же. С. 162.

322

уйдёт «за черту страницы». Сейчас же далеко ходить не требуется, годятся любые попутные впечатления: улица, угодливо повернувшаяся и остановившаяся

так, чтобы стать проекцией его нового жилища; обсаженная липами, уважительно, по-человечески указанного «среднего роста», с каплями дождя на частых

сучках и предусмотренным на завтра в каждой капле «зелёным зрачком», она к

тому же вымощена «пестроватыми, ручной работы (лестной для ног) тротуара-ми». Ну и, наконец, – улица оказывается способной ещё и загодя льстиво заигрывать с жанром, «начинаясь почтамтом и кончаясь церковью, как эпистолярный роман».2 А чего стоит попутно замеченный «бесцельно и навсегда уцелев-ший уголок … рукописного объявленьица – о расплыве синеватой собаки»? Что

это, как не покоряющий пример излюбленного Набоковым приёма: превращение щемящей жалости к никому не нужному «сору жизни» в нечто «драгоценное и вечное».3

Способности ученика: зрение, впечатлительность, образность, дотошная и

невероятно цепкая память, даже синестезия («цвет дома, например, сразу от-зывающийся во рту неприятным овсяным вкусом, а то и халвой»)4 – безошибочно напоминают учительские. То же самое можно сказать и о склонности

протагониста везде и всюду усматривать или самому наводить определённый

композиционный порядок: едва попав на новую для него улицу, он тут же предполагает предстоящее ей «роение ритма», долженствующее привести к некоему

«контрапункту», отвечающему интересам владельцев и посетителей торговых

точек, дабы образовать своего рода «типическую строку».5 И тут же, без абзаца

(непосредственно вслед за этим конструктивистским энтузиазмом!) – он вдруг

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары