e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

добротность» могла сделать его таким уязвимым перед лицом рокового выбора? Или было ещё что-то, что столкнуло в пропасть?

Что касается Оли: «Это была барышня его лет, его круга, родом чуть ли не из

того же города, как и он. Семьи, впрочем, друг друга не знали».5 Понятие «круга», памятуя о том значении, которое ему придавалось в одноимённом рассказе 1934 года, не следует недооценивать или упускать из вида: оно обозначает

определённые культурные и социально-психологические границы, которые

влияют на взаимопонимание между людьми и дистанцию в их отношениях. По

ряду очевидных признаков Рудольф к кругу Яши и Оли не принадлежал. «Оля

занималась искусствоведением (что в рассуждении эпохи звучит, как и весь тон

данной драмы, нестерпимо типичной нотой)»,1 – эта фраза уже приводилась, теперь же она удостоверяет, что относится лишь к двум из трёх её участников, Рудольфа из этого контекста исключая, а Олю, напротив, возводя в ранг его

олицетворения, символа той самой «ноты».

«Как это ни странно, – сообщается на следующей странице, – мысль исчезнуть всем троим, дабы восстановился – уже в неземном плане – некий идеальный и непорочный круг, всего страстнее разрабатывалась Олей, хотя теперь

трудно установить, кто и когда впервые высказал её».2 Что же тут странного, ведь не жизнерадостному же Рудольфу это могло прийти в голову. Он пока что

играл в хоккей, а Яша «беспробудно читал».3

Когда же постепенно всё обо всех выяснилось (что Рудольф, «по последнему классу, просто и нетерпеливо» влюбился в Олю, она же «поняла, что увлек-лась Яшей, которого это так же угнетало, как его пыл – Рудольфа, и как пыл Рудольфа – её самоё»),4 – вот тут-то и понадобилась роль провокатора, уготовлен-ная для «бурша с заскоком» Рудольфа, предложившего на Новый Год «иронический тост за разоблачение дружбы»,5 каковое и пошло с тех пор полным ходом; а для наглядности практических выводов из результатов «разоблачения» тот же

Рудольф услужливо предоставил и пустил знакомиться по кругу револьвер.6

Две остальные роли распределились быстро и по профилю: «…бездельная, прожорливая, с угрюмым норовцом» Оля уже успела зарекомендовать себя

5 Там же. С. 199.

1 Там же. С. 202.

2 Там же. С. 203.

3 Там же. С. 202.

4 Там же. С. 201-202.

5 Там же. С. 202.

6 Там же. С. 203.

346

страстным разработчиком идеи физической ликвидации порочного треугольника ради восстановления потустороннего идеального круга; «а в поэты предприятия вышел Яша, положение которого казалось наиболее безнадёжным, так как

всё-таки было самым отвлечённым».7

Триггер, подтолкнувший к развязке, был спровоцирован Рудольфом в при-сущем ему стиле «бурша» и навязан остальным в жанре грубого фарса: «Рудольф неожиданно подвыпил, разошёлся. Яша силой отрывал его от Оли … и

как тяжело, как стыдно было всем, и каким заманчивым облегчением представ-лялся назначенный на завтра финал».8

«“Кипарисовый ларец” и “Тяжёлая лира” на стуле около кровати…»1 –

Яша выбирал между ними в последнюю ночь своей жизни: между культом

смерти И. Анненского, идола поэтов и критиков «парижской ноты», и муже-ством В. Ходасевича, их оппонента, готового нести свою лиру, сколь бы ни

была она тяжела. Примечательно, в какую конструкцию текста помещены

названия этих двух книг, – в предложении, занимающем чуть ли не треть страницы. Его начало: «Рудольф вернулся к Оле...», его конец: «…когда полиция

нашла труп». А между ними – неожиданная вставка со сценкой в комнате

Яши, заключённая, как в скобки, в начале и в конце, в констатацию момента

самоубийства и его необратимого результата; в самой же сердцевине этой фразы – совсем не пафосное, донельзя обыденное и простое, но, тем не менее, не

вполне однозначного смысла свидетельство: «…сухой хлопок выстрела, а в

комнате у Яши ещё несколько часов держалась, как ни в чём не бывало, жизнь, банановая выползина на тарелке, “Кипарисовый Ларец” и “Тяжёлая Лира” на

стуле около кровати, пингпонговая лопатка на кушетке; он был убит наповал».2

«Ещё несколько часов», – это, понятно, отсрочка для Яшиных родителей, пока

они не узнают о случившемся; во всём остальном жизнь как была, такой и останется, – как ни в чём не бывало. Эта «комнатного» масштаба двойственная

оценка значимости Яшиной (или любой, ей уподобленной) жизни и смерти повторяется и на макро-уровне: «Меж тем ничто не остановилось после Яшиной

смерти, и происходило много интересного...» – однако информация об этом

«интересном» намеренно нагромождается в нелепом, пародийном виде: от абор-тов и дачников в России и «каких-то» забастовок в Англии, через «кое-как»

скончавшегося Ленина и умерших Дузе, Пуччини и Франса, и т.д. и т.п., –

вплоть до Тутанхамона, после которого, завершающим трагикомическим аккор-дом, следует подробный, в половину объёма всего «газетного» пассажа, рассказ

7 Там же. С. 202-203.

8 Там же. С. 203-204.