e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

быть, и смеялся тогда), что что-то в этом человеке не поддаётся его зоркому

взгляду, что-то ускользает. Драйер даже увлёкся смешной, на первый взгляд, слежкой – высматривал, выспрашивал, вынюхивал, уж не пьяница ли («весё-ленькие глаза, мешочки под ними, щёки, нос в красных жилках, одного зуба не

хватает»). И автор, как бы между прочим, упоминает, что над радиатором его

«Икара» «сияла» фигурка, знак фирмы: «…золотой крылатый человечек на

эмалевой глазури».1 «Золотой», «солнечный» Драйер мог бы погибнуть, как

мифологический герой, увлечённый полётом и слишком высоко воспаривший

на скреплённых всего лишь воском крыльях.

Замечательно, что подсознание Драйера запечатлело предупреждающие

сигналы судьбы ещё до её прямого толчка в плечо – до второй аварии, в процессе слежки: в какой-то день, увидев через окно, что на улице гололёд, и памятуя о «беззаботных поворотах» своего водителя, он «почему-то вспомнил

разговор с милейшим изобретателем», который был у него ещё до первой ава-4 Там же. С. 18.

1 Набоков В. КДВ. С. 62-63, 83.

104

рии и появления Марты у Франца.2 И срочно распорядился его найти и при-гласить.

Оборот «почему-то вспомнил» у Набокова означает неожиданную подсо-знательную ассоциацию рокового, судьбоносного значения: в финале «Машеньки» Ганин в последний момент «почему-то вспомнил», как уходил от

Людмилы, и повернул на другой вокзал. Драйер «почему-то вспомнил» об

изобретателе, которого (об этом известно только автору и, с его слов, читателю) «судьба вдруг спохватилась, послала – вдогонку, вдогонку», на помощь

Драйеру, причём, как отмечено автором, «знаменательно», что изобретатель

поселился в том же номере, где ночевал Франц и где в пол въелась мельчай-шая стеклянная пыль от его разбитых очков.3

Помощь будет принята, и в конце концов, в последний момент, окажется

поистине спасительной для Драйера и по-настоящему «знаменательной» для

философского и жизненного кредо Набокова.

Драйер не мог не принять этой помощи, так как «синещёкий изобретатель» – той же породы, что и он сам: «Драйер любил изобретателей». Тем более таких, не канонического вида изобретателей, как сам Драйер не похож на

«настоящего» коммерсанта. Это был «незнакомый господин с неопределённой

фамилией неопределённой национальности», с синим (под цвет свежевыбри-тых щёк) галстуком бантиком в белую горошину.

Если бы Марта услышала, как с ним разговаривал её муж, она бы решила, что он окончательно сошёл с ума. В ответ на вопрос, согласен ли Драйер вложить определённую сумму на фабрикацию первых образцов изобретения

(движущихся витринных манекенов), Драйер, в свою очередь, спросил: «А вы

не думаете … что, может быть, ваше воображение стоит гораздо дороже. Я

очень уважаю и ценю чужое воображение… Экая важность – воплощение. Верить в мечту – я обязан, но верить в воплощение мечты…».1 Не менее нелеп

ответ изобретателя на вопрос Драйера – а какую гарантию он получит: «Гарантию духа человеческого, – резко сказал изобретатель». Высокопарно, нелюбезно и совершенно лишено здравого смысла, но Драйеру понравилось:

«Вот это дело. Вы возвращаетесь к моей же постановке вопроса. Это дело».2

Договорённость состоялась – вдогонку, вдогонку – как раз перед встречей

Марты с Францем в кабачке, где она поняла, что Франц – не просто любовник, а «нежный» и бедный муж, что Драйер – чужой и лишний, и этот «разлад» как-то должен быть разрешён. Авария подсказала – как.

2 Там же. С. 83-84.

3 Там же. С. 84.

1 Набоков В. КДВ. С. 72-73.

2 Там же. С. 2.

105

И Марта начинает готовить Франца, настраивать его на нужную волну. Ей

это довольно быстро удаётся: обрисованные ею картины счастливого и богатого будущего в случае смерти Драйера, при отсутствии у Франца собственной

воли и склонности его к бредовым фантазиям, завладевают его воображением

настолько, что «слепо и беззаботно он вступал в бред», преодолевая «жуткова-тое и стыдное на первых порах, но уже увлекательное, уже всесильное».3

Франц готов, но где и когда ещё ждать случая, который избавил бы их от

Драйера? Драйер совершенно здоров, ожидание бессмысленно. И хотя именно

случай (поначалу нежелательный, и благодаря Драйеру!) свёл Марту с Францем, но она не из тех, кто ждёт случая, – она живёт не по Драйеру, а по Драй-зеру.

Набоков, в роли автора, то есть, по сути, – того «неведомого игрока», который загодя знает будущее своих героев, устраивает Марте на Рождество генеральную репетицию, пародийный футурологический спектакль, демонстрируя ей, что произойдёт, если она попытается спровоцировать покушение на

Драйера. Марта простужена, сухо и мучительно кашляет, глушит себя аспири-ном, ненавидит мужа («но как выкашлять его, как продохнуть?»): «На её прямом и ясном пути он стоял ныне плотным препятствием, которое как-нибудь

следовало отстранить, чтобы снова жить прямо и ясно».1

Среди гостей – директор страхового общества «Фатум», курносый, тощий