e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

на него глядя».5 Загнанный Solux Rex мечется в поисках выхода. В какой-то

момент остановившись, и «это было так, словно остановился весь мир», Лужин выгружает из карманов всё содержимое, что, очевидно, символизирует

весь пройденный им с женой и её семьёй путь: смятый носовой платок и круп-ная персиковая косточка – предметы, которые в своё время подобрала за ним

«она» и с чего началось их знакомство; чистый платок, выданный ему утром, –

1 Там же. С. 260.

2 Там же.

3 Там же. С. 269.

4 Там же.

5 Там же. С. 270-271.

146

за ним следили, о нём заботились; подарки тёщи и тестя, последнего – «особенно бережно». Добрый, благородный, благодарный Лужин подходит к жене, говорит ей «было хорошо» и целует ей руки – сначала одну, потом другую,

«как она его учила». Он уже сказал ей: «Единственный выход... Нужно выпасть из игры». Она не поняла, объяснять он ей не стал. Когда она поймала его

в коридоре за рукав, поняв, что он как будто прощается и задумал что-то

страшное, «Лужин обернулся и, не зная, что сказать, смотрел ей на ноги»1

(курсив мой – Э.Г.). Лужин смотрел на те самые «серые ноги», которые ничего

не понимали в шахматах, и он просил их тогда с турнира уйти и больше не

приходить. «Маленькая, кругленькая серая шляпка», как бы всегда незримо

бывшая на голове его жены – голове, подумавшей о том, что пора напудриться

к приходу гостей, в тот момент, когда муж бегает в панике по квартире и объявляет, что он собирается выпасть из какой-то игры, – всё это довершило дело.

Отведение взгляда в сторону, нежелание смотреть в глаза – опять-таки признак

того, что называется, применительно к аутизму, «аффективной блокадой» и

свидетельствует о полной потере доверия и эмоционального контакта.

Лужин запирается в ванной, где в верхней части окна «чернела квадрат-ная ночь с зеркальным отливом».2 На этот маршрут, к этой цели, замкнутым

кругом его навёл и привёл «большой, зеркально-чёрный автомобиль» Валентинова, поджидавший Лужина у дома, чтобы снова свести с Турати. И теперь

его, сбежавшего «домой», падавшего с трамвая, пять этажей одолевшего по

лестнице, все они преследовали – «Валентинов, Турати, старик с цветами ... и

ещё, и ещё, и все вместе чем-то били в дрожащую дверь».3 Внизу, под собой, Лужин видел «какое-то торопливое подготовление: собирались, выравнивались

отражения окон, вся бездна распадалась на бледные и тёмные квадраты, и в тот

миг, что он разжал руки ... он увидел, какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним». Ему кричали: «Александр Иванович! Александр

Иванович!». Последняя фраза романа: «Но никакого Александра Ивановича не

было».4 Набоков прав – Лужин был и до конца остался Лужиным, шахматистом.

Гением-аутистом, совершившим, на медицинском языке, акт аутоагрессии.

В 1931 году Набоков публикует в парижской газете «Последние новости»

рассказ «Обида»,5 в котором, как он признавал с редкой для него откровенностью, –

он, его личность, его характер условно поделены между двумя противопоставленными персонажами: героем рассказа по имени Путя Шишков – крайне чув-ствительным, застенчивым мальчиком, очень похожим на маленького Лужина, и

1 Там же. С. 272.

2 Там же. С. 273.

3 Там же. С. 274.

4 Там же.

5 См.: Набоков В. Полн. собр. рассказов. С. 287-295.

147

тринадцатилетним, высокомерным, вызывающе самоуверенным подростком

Васей Тучковым, в котором легко узнаётся того же возраста сам Набоков, каким

он казался иногда окружающим, и который презрительно называет Путю «ломакой». Пупсик, Путя – это домашнее прозвище Набокова, – так, ласкательно, называли его родители в детстве, и даже письма в Кембридж к сыну-студенту

отец иногда начинал с этого обращения.

Есть там и третий персонаж, подросток по имени Володя, – образ проме-жуточный, некое средостение между двумя крайностями, – и, видимо, с ними

и хотел разобраться наследник этого третьего – писатель Сирин в рассказе

«Обида».

Этот рассказ, написанный непосредственно вслед (вдогонку-вдогонку) за

«КДВ» и «Лужиным», подтверждает впечатление, что и оба героя этих двух

романов – тоже в чём-то совокупное отражение двойственной природы их автора. Более того – что они и не вовсе разделены, что есть между ними что-то

общее. Но что? Казалось бы, они находятся на разных полюсах: солнечный

трикстер Драйер, не по возрасту смехач с теннисной ракеткой в руках, своей

подпрыгивающей походкой готовый обойти весь земной шар, – и лет на десять

его моложе, но хмурый, тучный Лужин, с его вечной кривой полуулыбкой, с

проклятой необходимостью, напрягая тяжёлые опухшие веки, хоть на что-то

смотреть, несчастный, больной человек, бредом и страхом обречённо гонимый

к гибели.

Однако, прочитанный сразу после «Короля, дамы, валета», Solux Rex

«Лужин» бросает тень своего героя на «Короля» романа предыдущего. Драйер