– Отчего вы так полагаете? – осведомился я.
Дюпен дотянулся до своего пальто (повесить его в прихожей он отказался) и извлек из внутреннего кармана книгу размером примерно в ладонь, предмет такой красоты, что мы с Сисси невольно ахнули. Книга была переплетена в серебро, инкрустированное золотыми квадратами на манер шахматной доски, причем каждую из серебряных клеток украшал драгоценный камень. На золотом корешке поблескивал крест, выложенный из рубинов и аметистов.
– Это из того самого библиотечного шкафа? – нерешительно спросил я.
Я помнил этот корешок и знал, что иначе быть не может, но очень не хотел верить, будто Дюпен мог взять столь драгоценную вещь без позволения. Конечно же, изумления я скрыть не сумел, а при виде ужаса на лице Сисси к нему прибавился мучительный стыд за друга.
– Действительно, нашел я ее именно там, – как ни в чем не бывало ответил Дюпен, – однако истинное место этой книги – совсем в другой библиотеке.
Щелкнув драгоценными застежками, стягивавшими переплет, Дюпен раскрыл книгу на титульном листе, украшенном великолепными изображениями разнообразных птиц. Заглавие оказалось французским: «
– Крайне редкий том, ему не одна сотня лет. Я знал о его существовании, но прежде никогда не видел: он был украден еще до моего рождения. Как я уже говорил вам, По, мой дед составил весьма подробное описание самого ценного своего имущества, а эта книга была ему очень и очень дорога. Пока вы с отцом Ноланом искали в библиотеке отсылки к Илии и воронам, я взглянул на титульный лист, и подозрения мои подтвердились.
С этими словами Дюпен указал на эмблему под заглавием – золотую человеческую стопу на лазоревом фоне, сокрушающую впившуюся клыками в пятку змею. Разумеется, я тут же узнал герб Дюпена.
– Ее украл Вальдемар? – спросил я.
– Естественно. Сей эзотерический труд очень редок, моя семья ценила его много дороже золота и драгоценных камней.
– Кто такой Вальдемар? – вмешалась Сисси.
– Убийца, вор и мой заклятый враг, – пояснил Дюпен.
– Именно он в ответе за те события, что привели к казни деда и бабушки шевалье Дюпена и смерти его матери, – поспешно добавил я. – Во время Французской Революции Вальдемар обманом присвоил все достояние семьи Дюпенов.
– Какой ужас! – пробормотала Сисси, разом забыв о всяком возмущении.
– Вы полагаете, кто-то из Церкви Святого Августина в сговоре с Вальдемаром? – спросил я.
Дюпен ненадолго задумался.
– Конечно, недооценивать коварство Вальдемара неразумно, но в данном случае я считаю, что он попросту продал книгу августинцам за немалую сумму.
– Получается, кто-то в Святом Августине скупает краденые редкие книги, отсюда и ваши подозрения касательно отца Мориарти? – предположила Сисси.
– Так и есть.
Мне вспомнился висящий на шее Дюпена перстень с потайным отделением, скрывавшим портреты его деда и бабушки. Дюпен обнаружил его на одном из лондонских аукционов, а я безоглядно, не считаясь ни с чем, повышал ставку, но Вальдемар, можно сказать, выхватил сию реликвию из самых наших рук.
– И потому вы забрали книгу, никому не сообщив, что она украдена у вашей семьи. Вы думали, что в ином случае больше не увидите ее никогда, – добавила Сисси.
– Да, – подтвердил Дюпен. – Я просто вернул себе то, что принадлежит мне по праву. Кражей я это счесть не могу, но искренне прошу простить меня, если вы расцениваете мой поступок иначе. Если б вы знали, сколько горя принес моей семье бесчестный Эрнест Вальдемар, то, может быть, не осуждали бы меня так строго.
– Я вовсе вас не осуждаю, – заверила жена. – Вы – лучший друг Эдди, а, значит, и мой друг.
– Ваша дружба – бесценный дар, – с торжественной серьезностью откликнулся Дюпен.
Последовавшее за этим молчание вскоре сделалось тягостным, точно спертый воздух, и потому я заговорил:
– Не осмотреть ли нам тома, спрятанные отцом Кином?
– Да, разумеется, – с очевидным облегчением кивнул Дюпен, потянувшись к дневнику и драгоценной книге, лежавшим на столе, вкруг коего мы собрались. – Нам известно, что дневник содержит намеренно сделанные ошибки, возможно, указывающие путь к таинственному сокровищу и легендарным перуанским кладам. Отец Кин счел этот труд, «
Ненадолго замолчав, он присмотрелся к обложке тома. Некогда гибкая, податливая, киноварно-алая кожа переплета истерлась и поблекла. Корешок и края обложки были окованы золотом, золотом же было вытиснено и название. Иных украшений, если не считать двух небольших изумрудов, вделанных в золотые застежки, на переплете не имелось.