Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище

– Делайте ставки! Последние ставки! – кричал полнотелый малый, облаченный в желтое пальто в коричневую клетку и щеголявший усами выдающейся пышности. В обмен на поданные ему монеты он выдавал каждому сделавшему ставку клочок бумаги с какой-то пометкой. – Кто? Дюшесса Дублинская или Хеллтаунская Хельга, лучшая на всю Филадельфию? Не угодно ли сделать ставку, сэр?

Увидев, что взгляд его устремлен прямо на меня, я весьма удивился и отрицательно покачал головой, однако он упорно не сводил с меня бледно-голубых глаз. Памятуя о том, что подобные толпы – сущий рай для карманников, я поспешил плотней запахнуть пальто.

– Последние ставки, последние ставки! – снова завопил зазывала в клетчатом пальто.

Зрители, ринувшиеся к нему делать ставки, оттеснили меня ближе к концу переулка, ныне служившему импровизированным боксерским рингом. Соперницы кружили друг против друга, вращали в воздухе стиснутыми кулаками – одним словом, что есть сил старались распалить друг дружку и публику.

– Я те задам добрую смазь и отправлю в пекло, да только дьявол, небось, не польстится на этакий жирный зад! – с усмешкой процедила ирландская амазонка.

Сие заявление было встречено одобрительными возгласами, перешедшими в дружный хор:

– Отправь ее в пекло! Отправь ее в пекло!

– Я те, подстилке папской, фонари под оба глаза подвешу и вот этой рукой назад в болото вгоню! – откликнулась Хеллтаунская Хельга, пригрозив сопернице внушительным кулаком.

– Смерть католичке! Смерть папской подстилке! – завопили ее болельщики.

Дюшесса Дублинская побагровела, в два прыжка подскочила к противнице ближе и изобразила пару боксерских финтов.

– Захлопни-ка жевало, не то я пособлю!

Последовавшие за сим крики прорезал пронзительный свист, и к дамам сквозь толпу протолкался тучный устроитель матча. Несмотря на все мои старания покинуть импровизированную арену, я оказался в плену, в самом первом ряду плотной толпы энтузиастов бокса. Устроитель, он же – распорядитель матча, приобнял обеих дам за плечи, склонился к ним, негромко отдал какие-то указания и махнул рукой в сторону толпы. Выслушав его, обе согласно кивнули.

– Какая первой упадет, та и в проигрыше! – во весь голос объявил толстяк. – Победительнице достанется половина сбора, остальное разделят между собой те, у кого в кармане счастливый билет. Остальные не получат ничего, кроме доброго зрелища!

Толпа откликнулась на его посулы предвкушающим ревом. Женщины вскинули руки, точно уже объявленные победительницами.

– Леди, вы готовы? – спросил распорядитель.

– Задать ей трепку? Давно! – прорычала Дюшесса Дублинская.

– Гляди, прежде с копыт долой не свались! – рявкнула Хеллтаунская Хельга.

Распорядитель зааплодировал обеим. Толпа присоединилась к нему, завыла, затопала ногами. После этого толстяк развел соперниц в стороны – теперь их разделяло добрых футов шесть.

– Ждите моего сигнала, – скомандовал он, отбежал в сторонку, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.

Дамы немедля двинулись друг на дружку, высоко подняв кулаки. Толпа завопила, подалась вперед, и сколько я ни пытался отодвинуться подальше от дерущихся, меня снова и снова выталкивали в первый ряд.

– Давай, Пег! Заткни ей хлебало!

– Дай ей, Хельга! Дай ей раза!

Кулак Дюшессы Дублинской угодил в цель. Звук удара ничем не защищенных костяшек пальцев в заплечье заставил меня ахнуть, однако прославленная Хеллтаунская Хельга ответила на этот удар двумя, от коих Дюшесса завертелась волчком. Так оно и пошло: рычащие женщины принялись работать кулаками не хуже мужчин, пока из ртов и ноздрей их, жутко расцвечивая белизну их одеяний, не заструилась кровь. Толпа приветствовала каждый удачный удар ободряющими воплями и недовольно гудела, когда соперницы висли друг на дружке либо, оглушенные, нелепо топтались на месте. Все время сей макабрической пляски я, что было сил, старался выбраться из толпы, но раз за разом застревал в ней, точно рыба в сети.

– Вперед, Хельга! Вали картофелеедку!

В ответ на это филадельфийка не замедлила полоснуть соперницу ногтями поперек глаза. Кровь потекла из раны, точно слезы, наполовину ослепив Дюшессу Дублинскую. Казалось, ирландка вот-вот упадет, но, к немалому разочарованию урожденных филадельфийцев, она собралась с силами и бросилась на Хеллтаунскую Хельгу, словно бык, боднув противницу в живот и начисто выбив из нее дух. Последовавший за сим вихрь ударов поверг Хеллтаунскую Хельгу на землю, где та и замерла, лишившись чувств.

Толпа взорвалась криками. Одни вопили «ура», другие – «долой», и все устроили жуткую давку. Дюшесса Дублинская воздела руки кверху и, потрясая кулаками над головой, взревела, точно львица. Ее болельщики эхом подхватили сей триумфальный рев, заплясали вокруг победительницы и затянули в лад:

– Дю-шес-са! Дю-шес-са! Дю-шес-са!!!

Весь этот хаос продолжался, пока над воплями толпы не зазвучал голос распорядителя.

– Выигравшие получат свое в таверне «Веселый Путник»! – проорал он. – Кто ставил на победительницу, ступайте к «Веселому Путнику» за своей долей!