Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище

– Именно так, но, по словам мисс Лоддиджс, о том, что я помогу ей выяснить правду о гибели Эндрю Мэтьюза с сыном, ей сообщил не кто иной, как Хват. Между тем, с недавних пор наш друг Хват царствует в кабинете Диккенса совсем не на прежний манер: он почил в бозе, и Диккенс заказал мисс Лоддиджс изготовить из него чучело.

– Понимаю. Что ж, похоже, ваш дремлющий разум связал воедино покойного Хвата, который был хоть и докучен, однако весьма умен, и воронов с витража в Церкви Святого Августина, где над алтарем золотом выведено «ГОСПОДЬ ЗРИТ».

– Да, но какой в этом смысл? Я весь остаток ночи провел в попытках разгадать сей сон, но тщетно.

– Наш разум продолжает работу, даже когда мы спим, но, судя по всему, в совершенно иной манере. Порой сновидения помогают разобраться в пережитом наяву – в пережитом, но отвергнутом и забытом за неспособностью постичь его или нежеланием поверить собственным чувствам. Заметьте: во сне ваш разум по-своему интерпретировал рассказ мисс Лоддиджс о том, как кто-то проник в оранжерею и выпустил из вольера колибри.

– И о переставленных за ночь чучелах птиц в ее гостиной, – добавил я. – И ведь действительно, когда она рассказывала об этом, мне невольно представилось, как ночью эти птицы оживают – чучела, надо сказать, выглядели словно живые.

– В вашем сновидении птицы выглядят мертвыми, но на деле оказываются живыми, подобно тому, как и Иеремия Мэтьюз, вполне возможно, не мертв, но скрывается от тех, кто полагает, будто изумруд у него, и ради сокровища готов пойти на убийство.

– Мисс Лоддиджс, – вспомнил я, поразмыслив над этим, – думала, будто ее отец что-то скрывает, и утверждала, что он держит ее взаперти, словно пленницу. Быть может, Джорджу Лоддиджсу угрожал ее похититель? Но я думаю, что местонахождение изумруда ему неизвестно: ведь ради безопасности дочери он, безусловно, пожертвовал бы камнем!

Дюпен согласно кивнул.

– Таким образом, то, что торговцы драгоценными книгами – те же, кто ищет изумруд и удерживает в неволе вашу благодетельницу, кажется еще более вероятным.

– Так давайте же сделаем все, чтоб прекратить мытарства мисс Лоддиджс поскорее!

– Безусловно, – откликнулся Дюпен, взглянув на карманные часы. – Однако уже без пяти двенадцать.

Он нацепил на нос зеленые очки, надежно скрывающие направление взгляда, а я поспешил надвинуть пониже шляпу, дабы любой вошедший в здание не смог узнать меня в лицо.

Поджидая добычу, мы погрузились в молчание, но вскоре убаюкивающую тишь нарушили голоса двух джентльменов, спускавшихся вниз по лестнице, не прерывая многословной дискуссии. В одном из них, тучном седовласом мужчине, я сразу узнал мистера Блэквелла, частенько представлявшего публике ораторов, выступавших в зале Философского общества с докладами. Собеседник его, почти шести футов ростом, был рыж и щеголял в дорогом, но чрезмерно пышном костюме: киноварно-алый шелковый жилет в золотую полоску, бледно-желтый галстук заколот булавкой с крупным драгоценным камнем… Казалось, он внимательно слушает спутника, однако выгнутые дугой брови создавали впечатление, будто услышанное не вызывает в нем ничего, кроме презрения. Определенно его я тоже где-то встречал, вот только никак не мог вспомнить где.

– Благодарю вас, мистер Блэквелл! – загремел он, заставив всех в фойе бросить взгляд в его сторону. – Зал меня вполне устраивает, а если демонстрацию удастся устроить согласно моим предложениям, я буду просто счастлив!

Этот голос оживил мою память. Да, это был он, тот самый поклонник миссис Рейнольдс, что явился к ней в театр с корзиною роз, но получил от ворот поворот!

– Слушателей следует рассадить по местам без четверти семь, а ровно в семь я начну, – продолжал рыжеволосый щеголь. – Еще мне потребуется ассистент, чтоб принимать заказы на стекла для волшебного фонаря и пожертвования на следующую экспедицию.

– Да, разумеется. Это я возьму на себя. Если вам придет в голову что-то еще, не стесняйтесь спрашивать прямо в ходе вечера, – сказал мистер Блэквелл.

– Благодарю вас.

Оба обменялись рукопожатием, однако рыжеволосый, к некоторому замешательству мистера Блэквелла, не ушел, но опустился в кресло у дверей и развернул газету. Дюпен немедля вынул из кармана пенковую трубку и начал набивать ее табаком, а я зашелестел бумагами на столе.

– Ниже голову, – негромко пробормотал Дюпен. – Он смотрит сюда.

Я последовал его совету, да вдобавок, изображая сосредоточенные раздумья (а на деле еще вернее пряча лицо), приложил ладонь ко лбу и покосился на щеголя, вполне возможно, и являвшего собою объект нашей охоты. Тут входная дверь распахнулась, и в фойе кто-то вошел. Дюпен, окутавшись клубами дыма, склонился к бумагам на столе вместе со мной.

– Не поднимайте взгляда, – повелительно прошептал он, подняв со стола лист бумаги так, чтобы мне, дабы взглянуть на него, пришлось отвернуться от двери. – Я совершил серьезнейшую ошибку, – продолжал он, указывая пальцем на строки, словно обсуждал со мною некий тезис. – И не заметил того, что скрывалось на самом виду.

Я едва мог сдержать досаду.

– Кто там, Дюпен? По-видимому, он мне знаком.