И когда пальцы Арэля готовы были разжаться, его запястья больно и крепко перехватили чьи-то горячие ладони, мигом выдергивая перепуганного мальчишку обратно в жизнь.
— ТЫ… ИДИОТ МАЛОЛЕТНИЙ!!!.. — выдохнул ему в лицо перепуганный не менее волчонка Милаэль. — Ты что творишь, придурок?! Знаешь, сколько любителей погулять по веткам в свое время разбилось внизу?! Король хотел было уже срубить эти деревья. Да гильдия садовников слезно упросила его этого не делать. Обещали следить, чтобы никто наверх не лазил. И как только ты умудрился?!..
— Меня не выпускали… — просипел Арэль, с наслаждением привалившись к холодному мрамору ограждения. — Я… не хотел там оставаться…
— Придурок… какой же ты еще придурок!.. — бормотал Мил, прижимая к себе дрожащее тело мальчишки. — Совсем о себе не думаешь. А если бы сорвался?!
— Мил, — Арэль сидел, вжимаясь лицом в шелковистую ткань секретарского камзола, и чувствуя, как его старшего друга тоже колотит внутренняя дрожь от пережитого ужаса. — Я к себе хочу… устал очень.
— Ага… — невнятно отозвался тот. — Подожди… посижу еще немного и пойдем. Как же ты меня напугал! Видел бы ты свое лицо, когда прыгал с ветки… как будто жизнь стала не мила! Я в этот момент был на верхней галерее… еле успел тебя перехватить…
— А как ты меня нашел? — Арэль, наконец, смог отстраниться от Мила и заглянул в его потемневшие глаза. Кот только нервно дернул выпущенными от испуга мохнатыми ушками.
— Ты не мог пойти в другую сторону, — пояснил он юноше. — Там не пройти: как раз идет главная аллея, и между деревьями слишком широкое расстояние. Был лишь один путь. И когда я не обнаружил тебя в галерее, то поспешил в обход, надеясь успеть до того, как тебе придет в голову «гениальная» мысль прыгать. Как видишь — едва успел.
— Все равно спасибо, — виновато шепнул Арэль, вставая на заметно подгибающиеся ноги. Сигмар тоже поднялся и тут же отвесил довольно крепкий подзатыльник ойкнувшему другу.
— Это тебе за мои растрепанные нервы, — беззлобно пояснил он, крепко беря волчонка за руку. — Пошли, отведу тебя в комнату. И сиди там до утра. А то еще чего отчебучишь.
— Мил… — с трудом выговорил Арэль, шустро переставляя ногами за торопливым секретарем. — Мне нужно уходить…
— С чего вдруг решил? — Покосился на него кошак. — Король будет против. Он принимает в тебе самое близкое участие.
— Вот этого-то я и боюсь, — отозвался юноша. — Не желаю быть его игрушкой!
— А кто тебе сказал, что ты игрушка? — Удивился секретарь. — Пошли быстрее, мне еще к канцлеру возвращаться!
— Я не игрушка, — согласился Арэль. — И для того, чтобы ею не стать, мне нужно покинуть дворец. Я ничего не должен вашему королю, а он ничего не должен мне. Я… я хочу сидеть с ним вечерами, болтать обо всем на свете… Хочу просто общаться без каких-либо обязательств с его стороны. А так я вольно или невольно выступаю в роли бедного родственника, которого приютили из милости и вынуждены о нем заботиться. Нет, надо уходить.
— Это ты решишь потом, на свежую голову, — возмущенный Милаэль втолкнул юношу в его комнатку. — И что за манера ставить королю условия?! Кто ты и кто он! Лучше ложись спать. А завтра успокоишься и все решишь… И, вообще, что произошло такого, что ты так взъелся? Или обиделся, что он выбрал мальчика на ночь? Вот уж трагедия! Перепихнулись — разбежались. Все так делают. Чем король хуже? Он ведь не встретил еще своего Единственного, чтобы хранить ему верность. Давай, расправляй кровать!
Но Арэль лишь кивнул, не в силах говорить. В его чувствах было столько намешано, что никто бы не разобрался. И он в первую очередь. Тут и горечь, и страх, и ненависть, и ревность, и радость, что выжил… и дикая тоска по чему-то несбывшемуся… и слабая тень предвкушения…
— Иранн, просто ложись спать, — мягко повторил Милаэль, прикрывая дверь. — Поверь, когда наступит день, ты успокоишься. Уйдут все тревоги и горести. И ты сможешь принять верное решение.
— Мил… — в голосе Арэля было нечто, что заставило секретаря замереть с поднятой рукой. — Я знаю, что это не мое дело, но… я видел, КАК ты смотрел на канцлера. Я вообще не понимаю, почему остальные не заметили, КАК ты на него смотришь! Как он САМ этого не заметил? Прости, наверное, это не мое дело, но… почему ты не признаешься тому, кого так любишь?!
— Иранн… — Сигмар даже не сразу нашел, что сказать. — Ну, ты и завернул! Вот уж, действительно, юношеский максимализм во всей красе… Или все, или ничего.
— А как иначе? — Растерялся Арэль. — Зачем что-то придумывать?
Милаэль лишь тяжело вздохнул.