Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

— За гада ответишшшь! — Нага не пришлось уговаривать дважды. Ему и самому нелегко было сдерживаться, когда его член обхватили тугие, горячо пульсирующие стенки кота. Сжав руками бедра партнера, Рихшан, сцепил зубы от напряжения и вошел на всю длину, сразу замерев… блаженно прикрыв глаза и часто дыша от возбуждения. Но менестрель не желал больше ждать.

Слегка выпустив когти на пальцах, Лямруш сам толкнулся бедрами назад, прижавшись попой к горячему паху мужа. И поелозил, приспосабливаясь. Рихшан только зашипел, рывком ставя любимого на карачки и начиная со всей силы долбиться в его тугой зад, шлепая по бедрам кота тяжелыми яйцами. Лямруш замер было, а потом принялся со всем пылом подмахивать.

— Дааа! — Закусил он губу едва не до крови: остатков соображения еще хватило вспомнить, что наверху спят дети. — Быстрее!

Это оказалось то, что было нужно обоим. Все-таки безалаберный кошак едва не упустил собственную течку. Слава богам, хоть вспомнил про лекарство и успел его принять в последний миг. Запах-то он остановил, но вот охоту сбил не до конца.

Не переставая вбиваться в партнера, Рихшан опустил руку к втянувшемуся животу мужа и, очертив пальцем впадинку его пупка, продолжил свой путь ниже, всей пятерней обхватывая влажный, истекающий смазкой ствол Дарующего. Лямруш тут же вновь приглушенно взвыл и наподдал бедрами назад, а запах их общей страсти стал еще насыщенней. Амулет очистки, подвешенный на шнурок рядом с кроватью, с трудом справлялся со своей задачей — давно нужно было его зарядить у знахаря.

Напряженный, перевитый выбухающими венками ствол кота легко скользил в потной ладони нага. Рихшан то натягивал кожицу на головку, то вновь оттягивал, лаская большим пальцем то уздечку, то истекающую любовными соками щель. И, навалившись на менестреля, бешено работал бедрами, приближая общую разрядку. Сам Лямруш уже давно выл, уткнувшись лицом в подушку, крутя головой из стороны в сторону и подмахивая аппетитной попкой в такт движениям внутри своего тела. Рыжий хвост кошака мотылялся из стороны в сторону. В какой-то миг наг перехватил его, мимоходом погладив чувствительное основание. И почти вышел из супруга, жестко фиксируя того за бока.

Лямруш тут же протестующее мяукнул, прогибаясь в пояснице и падая грудью на смятую их играми постель. А Рихшан резко ударил бедрами, разом попав туда, куда нужно. И кот захлебнулся криком, когда внизу его живота взорвался сладко-колючий шар, выплескиваясь горячим семенем на постель. Однако Рихшан продолжал двигаться, едва не сходя с ума от горячего блаженства, пока тоже не выстрелил внутрь тела любимого, заполняя его горячим потоком. И не рухнул на бок, прижимая к себе все еще слабо подергивающегося кота…

…Они так и уснули в обнимку, наплевав на пропахшую страстью спальню…

Кулаки Габраэла с грохотом опустились на столешницу из дубового массива. Толстое дерево выдержало, но вот бумаги испуганно разлетелись по всему кабинету, когда король одним махом смел все со стола.

— КАК?!.. — рев его величества был слышен даже в приемной, за плотными створками дверей. — Вот объясните мне, КАК подросток мог исчезнуть из охраняемого дворца?!

Первый советник мраморным изваянием замер напротив короля. Бедняга Милаэль был белее мела: как-то не ожидал он ТАКОЙ реакции повелителя на исчезновение волчонка. С самого начала было понятно, что Великий Волк не воспринимает хромого мальчишку как будущего любовника. Что король всего лишь реализует с Иранном свои чувства к давным-давно погибшему брату. Защита, опека… и все!

И тем более странной стала реакция его величества на ушедшего из дворца мальчишку. Нет, Мил по-настоящему беспокоился о волчонке. Ночью, во время бала секретарь понял то, что осталось тайной для его юного друга — Иру понравился король… понравился не как друг, а как мужчина. Волчонок и сам не осознавал свой порыв, сподвигший его на внезапное бегство. Да сообщи он Милаэлю о своем желании найти другое место жительства, и секретарь ему бы с радостью помог. Слишком хорошо понимал Сигмар, что не может быть ничего общего у всесильного короля и нищего мальчишки-лекаря. Останься Иранн подле Габраэла, и его бы мигом заклевали те, кто ревниво следил за окружением короля, не допуская в него новых людей. А то и просто отравили будущего соперника. Ведь волчонок не истинная королевская пара, покуситься на которую рискнет лишь сумасшедший.

Но столь бурная реакция его величества?!..

Габраэл даже не скрывал, как ему дорог юный лекарь.

Впрочем, и Габраэл не мог понять своей ярости. Да и не занимался анализом. Он просто хотел, чтобы Иранн всегда был рядом. Наверное это так играет с ним память о брате, ибо сам король не чувствовал к мальчику никакого вожделения. Ученик лекаря всегда пах для мужчины лесным дождем и слабым ароматом молока, а не пряной страстью как, например, тот, с кем Габраэл провел эту ночь. Провел и в очередной раз разочаровался — тот мальчик-Дарующий — нежный, страстный, покорный — оказался очередной пустышкой. А как пах… да у короля едва голову не снесло от страсти!