Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

Выпустив пушистый хвост, Лямруш принялся гладить им напряженные хвостовые кольца мужа, одновременно руками лаская рельефные мышцы его груди: то и дело скользя вниз, но упорно не касаясь самого важного. Рихи только постанывал да выгибался навстречу, стараясь продлить прикосновения. В свою очередь пальцы нага кружили по бокам кота, щекотали ребра, теребили соски, так же игнорируя покачивающийся в полной готовности боевой орган младшего супруга.

— Прости… — шепнул Рихшан коту, когда тот, потеряв терпение от длительной прелюдии, попытался сам себя поласкать. Но Рихи бережно придержал мужа за руки.

— Не могу я просто так ждать тебя дома, с детьми… — алые в темноте глаза нага с отчаянной нежностью смотрели на непутевого менестреля, золотые зрачки расширились до почти полного круга: — Каждый раз думать, что с тобой может случиться! Вдруг напали, обидели, а меня нет рядом! И в то же время понимаю, что кто-то должен зарабатывать на жизнь… а ты не наг, чтобы пугать людей своим хвостом. И вот я… Защищающий!.. вынужден сидеть дома и заниматься хозяйством. Как же это бесит!

— Прости меня… — покаянно шепнул Ляруш, всем телом приникая к любимому. — Прости… Знаю, что ради меня ты отказался от всего. Если бы можно было все изменить…

— Не извиняйся, — наг чуть приподнялся, обнимая расстроенного кота и укладывая его себе на грудь. — Не смей извиняться! Ты ни в чем не виноват. И я ни о чем не жалею. Что может быть лучше — ты и наши дети! Просто я очень боюсь за тебя, Руши.

Вместо ответа Лямруш мурлыкнул и языком обвел мочку уха мужа, чуть прикусывая ее острыми зубами и вырывая из груди брюнета невольный стон. В ответ Рихшан наклонил голову и втянул в рот возбужденный сосок кота, облизав его… и тут же получил дернувшееся в его объятиях тело.

— Какой же ты у меня!.. — пробормотал он, нашаривая рукой пах супруга и нежно перекатывая в ладони гладенькие яички Лямруша, в то время как кот занимался его шеей: то игриво покусывал, то прихватывал губами тонкую кожицу под самым кадыком змея, отчего у того по всему телу шли крупные мурашки, а член и вовсе неприлично налился и упорно требовал внимания.

Впрочем, Рихшан тоже в долгу не остался: кончик его хвоста вовсю скользил меж двух половинок кошака, то слегка потирая расщелину, то чуточку… самым кончиком!.. погружаясь внутрь. А то и скользя по самой кромке входа, расслабляя мускульное колечко. Эта игра-предвкушение заводила игривого кота еще больше. Лямруш уже сам пытался насадиться на хвост нага, едва не кусая его губы в агрессивных поцелуях.

Языки обоих сталкивались, не в силах уступить друг другу, тела скользили, сплетаясь руками, ногами и хвостами. Всегда гладкая и сухая кожа нага стала влажной, напитавшись от любовной испарины менестреля. Тот давно уже выпустил помимо хвоста еще и уши. И Рихшан слегка почесывал своего любимого мурлыку за ними, не давая разорвать долгий поцелуй, и потираясь своим стояком об его.

Головы у обоих кружились, сердца срывались в бешеном ритме, дыхания не хватало, а руки нага все откровеннее ласкали тело мужа, не упуская ни одного потаенного уголка. Лямруш уже в голос стонал, хватая широко раскрытым ртом воздух и приникая к его груди.

В какой-то миг Рихшан перевернул супруга на спину, нависнув над ним и прижавшись нижней частью тела к бедрам кота.

— У тебя смазка, дорогой… — с придыханием выдал он, уже пальцем, не хвостом, слегка надавливая на сморщенное мышечное колечко Лямруша. Тот с трудом сфокусировал взгляд.

— З…знаю… — выдохнул он, подставляясь под нежные разминающие пальцы мужа, что, нащупав чувствительное местечко кота внутри его горячей плоти, задвигались легкими толчками, даря короткие вспышки наслаждения. Вход Лямруша часто-часто запульсировал от предвкушения.

— Ты вовремя вернулся, — с нежным укором произнес Рихшан: как и все наги он довольно легко контролировал возбуждение в отличие от остальных рас. — А если бы течка застала тебя в дороге? Опять забыл выпить лекарство?

— То…торопился… — невнятно пробормотал рыжик, совсем растаяв в руках мужа.

— Повернись на бок, — попросил Рихшан, но коту было уже не до его просьб. Тело Лямруша горело, требуя разрядки. И нагу пришлось самому укладывать любимого в нужную позицию. Его пальцы вновь осторожно погрузились внутрь менестреля, массирую упругие стенки входа. Внутри у любимого было так горячо и хорошо… он так тесно сжимал собой пальцы мужчины, что у того окончательно снесло крышу. И весь знаменитый самоконтроль нагов полетел к темным богам.

Смяв в ладонях ягодицы взвывшего в подушку кота, Рихшан продавил головкой члена пульсирующее колечко входа… И едва успел удержать мужа от того, чтобы тот сам единым махом не насадился на него, причиняя себе невольную боль.

— Рииихиии!.. — Лямруш выгнулся назад, закинув за спину руку, чтобы зафиксировать Защищающего, и вцепившись другой в смятую простыню. — Неее могуууу боооольше! Возьми меня, гад ты хвостатый!