Хаён даже не смотрела на Сонгён, не отвечала и на вопросы Джесона. Заявила, что не хочет завтракать, но отец все равно заставил дочь сидеть за столом, хотя есть ее никто не принуждал. Так что она просто вертела стоящую перед ней чашку с рисом. Отец сурово посматривал на нее, но она и глазом не вела. Над столом висела гнетущая тишина…
— Ты меня слушаешь? — прорезался в трубке голос Хиджу, вламываясь в мысли Сонгён.
— А? Ну да… Конечно, продолжай, — попросила Сонгён.
— Скажу тебе всего одну вещь. В одиннадцать лет она уже не такая маленькая, как ты думаешь. Ребенок в ее годы способен в момент оценить ситуацию, в которой оказался, и с ходу понять, кто держит бразды правления в доме. Точно так же, как ты наблюдаешь за ней, она тоже наблюдает за тобой, оценивает тебя.
Сонгён о таком даже не задумывалась. Насколько ребенок отдалился от нее из-за вчерашнего происшествия?
— Хотя особо не переживай. Сразу этого не произойдет, но когда она вновь обретет эмоциональную стабильность и почувствует, что может тебе доверять, то забудет о том, что произошло вчера, — заверила Хиджу.
Еще раз прокручивая в голове вчерашние события, Сонгён слышала, как Хиджу разговаривает с кем-то на другом конце линии.
— Извини, но мне надо бежать на следующий сеанс, — бросила ей Хиджу.
— Ну да, конечно. Спасибо тебе.
— Звони, если будут еще какие-то вопросы и проблемы.
Во время этого короткого разговора Хиджу пролила свет на очень важный момент, который Сонгён совершенно упустила из виду. Она судила о ситуации исключительно со своей собственной точки зрения. И напрочь проглядела тот факт, что старый грязный плюшевый медведь может что-то значить для ребенка. Она выстирала его, удалив единственные оставшиеся следы от матери ребенка стиральным порошком и щеткой. И только теперь наконец увидела, какую огромную ошибку совершила, — и поняла причину гнева, обуявшего Хаён вчерашним вечером.
Сонгён придется получше узнать Хаён, чтобы не наделать еще более серьезных ошибок. У нее накопилось немало вопросов к девочке, которые помогут лучше понять ее.
Сонгён поспешно вышла из дома.
— Почему это тебе ни с того ни с сего вдруг понадобилось это знать? — ответил Джесон вдруг напрягшимся голосом, когда она спросила его, что произошло между его бывшей женой и Хаён. Залпом допил остатки кофе, который налил себе из стоящего в ординаторской автомата, и неистово раздавил бумажный стаканчик в кулаке.
Появление Сонгён в больнице без звонка его явно озадачило, но когда она объявила, что хочет поговорить с ним про Хаён, Джесон охотно уделил ей некоторое время. Он только что закончил прием и сказал, что можно было бы сходить пообедать вместе. Ему, похоже, тоже хотелось поговорить о дочери. Однако его настроение сразу изменилось, едва она завела речь о его бывшей жене. Сонгён смутно знала, что между ним и ею что-то произошло, и это, похоже, глубоко ранило как его, так и Хаён.
— По-моему, ты и так уже все поняла из того, что я тебе уже рассказывал, — буркнул он.
— Чтобы я могла понять, что сейчас чувствует Хаён, мне нужно знать, какие взаимоотношения у нее были с матерью и что между ними произошло, — не отставала Сонгён.
Отвернувшись к окну, несколько секунд он молча разглядывал небо. А потом наконец начал рассказывать, слегка охрипшим голосом, про то, как у них все происходило:
— Она вечно жаждала большего… Когда я давал ей одну вещь, ей хотелось две; когда получала две, требовала три, требовала десять… Желала, чтобы я всегда был под боком. Ее не волновало ничего, кроме меня, и она хотела, чтобы и меня тоже не волновало ничего, кроме нее. Просто с ума сходила, если мое внимание было сосредоточено не на ней. Это была не любовь, это была одержимость! Я чувствовал себя так, будто меня душат. Чем сильней она цеплялась за меня, тем дальше мне хотелось убежать. После развода я подумал, что наконец-то свободен, но все стало только хуже…
Когда они начали отдаляться друг от друга, его бывшая стала использовать ребенка, чтобы держать его поближе к себе, тогда как его самого она интересовала все меньше и меньше. Она поняла, что если речь идет о Хаён, то он моментально ответит, в то время как прочие звонки и эсэмэски напрочь игнорирует. И стала постоянно сообщать Джесону, что Хаён заболела или поранилась, потому что знала, что он обязательно откликнется.
— Ты… ты когда-нибудь слышала про ДСМ?
Сонгён кивнула. Этот термин уже приходил ей на ум, когда она услышала историю Хаён.
— Поначалу это не приходило мне в голову. А когда я осознал, что Хаён слишком уж часто ранится или попадает в больницу, то задал ей этот вопрос. Она не знала, почему так получается. Естественно, не знала — ну как она могла даже просто представить, что ее мать намеренно причиняет ей вред? Но со временем Хаён и впрямь начала это смутно подозревать, когда частенько вдруг плохо чувствовала себя, съев что-нибудь, что дала ей мать, или попадая во всякие происшествия, когда та была рядом, — продолжал Джесон.