Хаён все спала, поверхностно и часто дыша. Ее щеки, все еще по-детски пухленькие, были такими милыми, что Сонгён хотелось ущипнуть их. Хаён, видимо, что-то снилось, поскольку она то и дело насупливала брови и что-то жалобно бормотала. Вот забормотала опять. Сонгён погладила ее по спине, и Хаён вновь погрузилась в глубокий сон.
Глядя на девочку, Сонгён чувствовала себя так, будто в душе у нее бушует такая же буря, что и за окном.
Слушать Ли Бёндо и изучать язвы в его сознании — это не то же самое, что видеть перед собой разбитое сердце Хаён.
Ли Бёндо — это совершенно посторонний для нее человек, часть ее работы. Как только работа закончена, уже нет смысла и в дальнейшем контакте с ним. Но Хаён — дочь Джесона, которую она согласилась взять к себе жить. Хаён — это не работа. Она — часть повседневной жизни Сонгён, та, с кем она спит и ест в одном доме, кого видит перед собой каждый день.
И если Ли Бёндо — это темная душа, глубоко провалившаяся в какую-то бездонную яму, то у Хаён по-прежнему есть шанс. Шанс избавиться от своих загноившихся ран и жить нормальной человеческой жизнью, как все остальные люди — если в самое ближайшее время все наладится.
Сонгён погладила девочку по щеке, размышляя, насколько глубоко тень последних событий зачернила ее душу. Даже если эти шрамы останутся навсегда, Сонгён верила, что все может измениться — смотря сколько ран удастся исцелить. Сонгён считала себя оптимисткой. Верила, что всегда остается надежда, что бы ни случилось. Верила, что не безнадежна и Хаён.
Но так ли это? У нее начинали возникать серьезные сомнения. Мысли, не поздно ли.
Это же кем надо быть, чтобы больше года хранить отраву, которая убила ее мать, а потом дать ее своим бабушке с дедушкой и поджечь дом, дабы скрыть содеянное? Такая хладнокровная расчетливая жестокость больше под стать разве что закоренелым преступникам вроде Ли Бёндо. Это не то, чего ждешь от одиннадцатилетнего ребенка с большущими глазами и щечками-персиками, все еще пухлыми от щенячьего жирка.
Что творится у Хаён в сердце?
Сонгён припомнила лицо Хаён, когда та угрожающе воздела над ней ножницы. Тогда она впервые ее испугалась. В сердце девочки таилось то, чего было невозможно даже представить. Да, возраст не имеет значения.
После сна под действием лекарства левая сторона головы у Сонгён жутко болела. Бросив взгляд на часы, она увидела, что уже половина второго ночи. Ей не хотелось оставаться в постели рядом с Хаён. Заснуть по новой рядом с ней будет непросто. Сонгён тихонько встала и вышла из спальни.
30
Начальник охраны, которому сразу сообщили, куда повезут пострадавшего заключенного, стоял у входа в приемный покой больницы. Вид у него, насквозь промокшего под дождем, был довольно жалкий.
Нахмурившись, он следил, как носилки с Ли Бёндо выносят из скорой. Тюремная роба у того была вся в крови, лицо тоже.
Переложив Ли Бёндо на поджидающую его больничную каталку, его завезли внутрь.
— Что, черт возьми, произошло? Почему он в таком виде? — накинулся начальник на одного из охранников, вылезающего из скорой.
— Точно не знаю. Я только увидел на мониторе, как он чем-то полоснул себя по горлу, — ответил тот.
Сильно потерев лицо ладонями, начальник охраны испустил тяжкий вздох.
— Он просто хочет нам напакостить. Какого черта он это сделал, когда совсем недавно у нас уже было самоубийство? — вопросил он.
Пока непонятно, сколько крови потерял Ли Бёндо, но если тот и впрямь перерезал себе горло, то хорошего не жди.
Новые заморочки были сейчас начальнику совсем ни к чему.
Ведь совсем недавно его буквально загоняли в хвост и в гриву, разбираясь с причинами самоубийства Сона Кичхоля. Если всем станет известно, что нечто подобное случилось опять, то на сей раз всю полноту ответственности возложат только на него и отправят в отставку. Ли Бёндо надо обязательно вернуть к жизни.
Проглотив готовые сорваться с языка ругательства, начальник охраны зашел в приемный покой.
Ли Бёндо уже отвезли в операционную, где переливали кровь и зашивали рану. Хирурги сообщили начальнику, что, к счастью, порез не затронул артерию и что состояние пациента остается стабильным. Оказалось, что потеря крови была вызвана в основном раной на голове, а не порезом на шее. В общем, начальник охраны наконец-то мог немного расслабиться.
После операции Ли Бёндо отправили в охраняемую палату. Посмотрев, как продолжается переливание крови и как преступник спит, размеренно дыша, начальник глянул на часы и зевнул.
Ему хотелось просто придушить поганца, припомнив, как пришлось проснуться посреди ночи и под проливным дождем сломя голову мчаться на машине в больницу. Как бы не заболеть теперь… Подумав, что Ли Бёндо обязательно отплатит ему за весь этот переполох, начальник вышел из палаты, оставив на посту двух приехавших с ним охранников — одного в палате, другого в коридоре. С порезом на шее и такой потерей крови Ли Бёндо было трудно даже просто встать. О побеге не могло быть и речи.
Однако, уже дома, в постели, пытаясь наверстать упущенный сон, начальник никак не мог избавиться от дурного предчувствия.